— Слышал, что вы с Трэвисом расстались пару недель назад. — Паркер поднял руку, заметив мое раздраженное выражение лица. — Это не мое дело. Просто ты такая грустная, и мне захотелось сказать тебе, как мне жаль.
— Спасибо, — пробормотала я, переворачивая блокнот на чистый лист бумаги.
— И еще мне бы хотелось извиниться за свое поведение раньше. То, что я сказал, было… жестоко. Просто я был зол и сорвался на тебе. Это было нечестно, прости.
— Я не собираюсь встречаться с тобой, Паркер, — предупредила я.
Он тихонько засмеялся.
— Я не пытаюсь этим воспользоваться. Мы все еще друзья, и я хочу быть уверен, что с тобой все в порядке.
— Я в порядке.
— Ты поедешь домой на День Благодарения?
— Я поеду домой к Америке. Обычно, этот день я провожу у нее.
Паркер только открыл рот, чтобы заговорить, как доктор Беллард начала лекцию. Тема Дня Благодарения заставила меня вспомнить о моих предыдущих планах помочь Трэвису приготовить индейку. Я подумала о том, как бы все было, и поняла, что беспокоюсь, что они снова закажут пиццу. Я почувствовала слабость. Немедленно выкинув эти мысли из головы, я постаралась сконцентрироваться на каждом слове доктора Беллард.
После урока я увидела, как ко мне со стоянки бежит Трэвис, и мое лицо залилось краской. Он снова был гладко выбрит, на нем была толстовка с капюшоном и его любимая красная бейсболка, закрывающая голову от дождя.
— Увидимся после каникул, Эбс, — сказал Паркер, дотрагиваясь до моей спины.
Я ожидала увидеть сердитый взгляд Трэвиса, но он, кажется, не заметил Паркера, когда оказался возле меня.
— Привет, Голубка.
Я неловко улыбнулась в ответ, и он сунул руки в передний карман толстовки.
— Шепли сказал, что ты завтра собираешься с ним и Мер в Уичито.
— Да?
— Ты проведешь все каникулы у Америки?
Я пожала плечами, стараясь казаться расслабленной.
— Я на самом деле очень хорошо лажу с ее родителями.
— А как же твоя мама?
— Она — алкоголичка, Трэвис. Она даже не будет знать, что настал День Благодарения.
Внезапно он занервничал, и у меня скрутило живот от возможности второго публичного разрыва. Над нами раздались раскаты грома, и Трэвис украдкой посмотрел наверх, когда ему на лицо упали большие капли.
— Я хотел попросить тебя об одолжении, — сказал он. — Иди сюда.
Он потянул меня под ближайший навес, и, чтобы избежать еще одной сцены, я повиновалась.
— Что за одолжение? — подозрительно спросила я.
— Мой, э-э… — Он переступил с ноги на ногу. — Отец и братья все еще ждут тебя в четверг.
— Трэвис! — взвыла я.
Он посмотрел на свои ноги.
— Ты же сказала, что придешь.
— Знаю, но… теперь это немного неуместно, тебе не кажется?
Кажется, его это не тронуло.
— Ты сказала, что придешь.
— Когда я согласилась прийти с тобой, мы были еще вместе. Ты знал, что я не собираюсь приходить.
— Не знал, но в любом случае, уже слишком поздно. Прилетает Томас, и Тейлор отпросился с работы. Все с нетерпением хотят увидеться с тобой.
Я поежилась, накручивая на палец влажные пряди волос.
— Ну, они же приедут в любом случае, ведь так?
— Не все. За многие годы мы ни разу не собирались все вместе на День Благодарения. Как только я пообещал им настоящую еду, они приложили все усилия, чтобы приехать. С тех пор, как мама умерла, у нас на кухне не было женщины, и…
— И дело не в женоненавистничестве или чем-то таком.
Он наклонил голову.
— Голубка, перестань, я не это имел в виду. Мы все хотим увидеть тебя. Вот о чем я говорю.
— Ты не сказал им о нас… так ведь? — я произнесла это самым обвинительным тоном, на который была способна.
Он на мгновение забеспокоился, а потом покачал головой.
— Отец спросил бы из-за чего, а я не готов говорить с ним об этом. Мне бы не хотелось услышать напоминание о том, насколько я бестолковый. Голубка, пожалуйста, приходи.
— Мне надо будет поставить индейку в шесть утра. А нам надо бы вернуться сюда к пяти…
— Или мы могли бы остаться там.
Мои брови взметнулись вверх.
— Ни за что! И так довольно плохо, что мне придется врать твоей семье и притворяться, что мы все еще вместе.
— Ты так говоришь, будто я прошу тебя поджечь себя на костре.
— Ты должен был сказать им!
