— Твою мать! — прошептала она, бледнея. — Глазам не верю!
— Рипли! — донесся снаружи голос Викинга. — Живая, чертовка! Живая же!
Долговязый бледнел на глазах. Я всерьез испугался, как бы с ним не случился инфаркт.
— Викинг? Откуда он взялся? Нет, быть не может! Они же с Баком…
Он вскочил со скамейки и вслед за Рипли выбрался из машины. Пас не удержался и тоже высунул голову в люк.
— Мексиканский сериал можно снимать, — усмехнулся он. — Похоже, Викинг несколько преувеличил свою ненависть к Жабу.
Мне тоже захотелось взглянуть на встречу старых друзей, и я встал рядом с Пасом. Все четверо стариков хохотали, цокали языками и обнимались.
— В конце концов в памяти остается только хорошее, — вздохнул Пас. — Иначе женщины перестали бы рожать, а мужчины — ходить на войну.
— Пробивает тебя на философию, — фыркнул я.
— Это не я сказал. Кто-то из древних.
Мои надежды посмотреть город оказались тщетными. Едва наш транспортник с амфибией на борту достиг берегов Шри-Ланки, Жаб с Молчуньей оставили нас на корабле, а сами погнали броневик на местную сухопутную базу. Нам впятером оставалось лишь глядеть с палубы на огромный город, из которого в небо торчала бесконечно длинная игла орбитального лифта. К вечеру зажглись огни небоскребов, и город превратился в бушующий праздничный фейерверк, сильно отличаясь от наших северных поселений. С берега доносились приглушенная расстоянием музыка и пряные запахи суши. Иногда недалеко от транспортника проходила, урча мотором, украшенная гирляндами джонка, где под навесом пили, веселились и целовались смуглокожие местные жители. Заметив нас, одна из девушек бросила в нашу сторону пестрый венок из цветов. Она и сама была как цветок, одетая в яркое сари.
— Пожить бы здесь, — мечтательно произнес Пас.
— Слишком много эмоций, — пожал я плечами. — Я бы здесь устал.
Через четыре часа отсутствия на связь вышел Жаб.
— Здесь Рипли! — Начальница придержала пальцем микрофон гарнитуры.
— Готовы грузиться? — услышали мы голос Жаба в своих наушниках.
— Изнываем от нетерпения, — буркнул в микрофон Долговязый.
Викинг поднялся с кнехт и молча закинул за плечи пестрый туристский рюкзак, купленный еще на Карибском побережье перед погрузкой на транспортник.
— Подгоним «Валерку» минут через десять, — сообщил взводный. — Спускайте шлюпку.
Я вытянул шею и стал вглядываться в темноту. Раньше мне доводилось видеть глубинные батипланы только на чертежах в учебке, теперь же предстояло не только вблизи рассмотреть настоящий, но и войти внутрь, опуститься в нем до самого дна. А этот к тому же, как рассказывал Жаб, один из новейших. Мне не терпелось в него залезть.
— Не спать, не спать! — подогнала нас Рипли. — Быстро в шлюпку!
Вместе с моряком из команды мы забрались в качающуюся полость спасательной лодки, и тросы заскрипели, опуская нас на воду. Поверхность моря встретила нас всплеском и несильным толчком, но я знал, что совсем скоро, через десять минут, мы пронзим батипланом эту поверхность и уйдем на такую глубину, которую даже представить жутко. И будем там жить, и будем работать, дышать сухим воздухом и, может быть, каждый день выбираться из станции на океанское дно. Такая перспектива одновременно и манила меня, и пугала. Я не мог справиться с чувствами, и они бушевали во мне, подобно шторму, через который я вел корабль всего год назад.
Моряк запустил мотор и направил лодку по указанию Рипли.
— Вижу вас на сонаре, — раздался в наушниках голос Жаба. — Сушите весла, охотники.
Шлюпка сбавила ход, и я увидел прямо по курсу горбатую спину сверхглубинного батиплана. На его темно-красном борту красовалась белая надпись «Валерка».
— Вот это машина, — приподнялся с баночки Викинг. — Отстали мы от жизни, приятель!
Долговязый что-то буркнул в ответ. Лодка подошла к глубоководному аппарату, и я заметил боковые рули высоты, делающие батиплан похожим на крылатый суборбитальный транспортник. На лобовом обтекателе рубки с сочным чмоком разверзлась диафрагма кессонного люка, ударив в небеса тугим столбом света.
— Так, Викинг первым, — скомандовала Рипли. — За ним Долговязый, Чистюля, Копуха. Строиться в коридоре при выходе из кессона.
