Мы друг за другом выбрались из шлюпки и по рулю высоты добрались до люка. Внутрь вела короткая лесенка, мы спустились по ней, затем миновали шлюзовую камеру и выстроились шеренгой в коридоре.
— Команда на борту! — доложила Рипли.
— Принял, — ответил Жаб.
Над нашими головами с лязгом сомкнулась диафрагма внешнего люка, а следом за ней встали на место тяжелые створки внутренней броневой двери. Мои ноздри щекотал запах силиконовой смазки, пластика, искусственного воздуха и нагретой электронной аппаратуры. Мое сердце билось в предвкушении перехода границы неведомого, за которой таились такие глубины, где побывало меньше людей, чем в открытом космосе.
— Всем слушать расчет команды, — передал взводный из рубки. — Первый помощник капитана и навигатор — Рипли. Первый пилот — Молчунья. Второй пилот — Викинг. Старший оператор стрелкового комплекса — Долговязый. Второй оператор стрелкового комплекса — Копуха. Акустик — Чистюля. Ко мне на борту и по связи обращаться как к капитану. Не забывайте, что «Валерка» хоть и свободный охотник, но не пиратское судно, а потому про вольности предлагаю забыть, особенно это касается Викинга и Долговязого. Доступно?
— В полной мере, кэп! — хохотнул в микрофон Викинг.
— Все! Занять места согласно расчету! Молодняку помогите сориентироваться..
— Нам бы самим разобраться, кэп, — виновато произнес Долговязый. — Ты такую технику отхватил, что у меня голова кругом. Где здесь может быть пульт стрелкового комплекса?
— Где обычно, — буркнул Жаб. — Здесь только расстояния чуть побольше, а так стандартная схема расположения. Привыкнете.
— Понял, кэп. Эй, Копуха, не спать! — подмигнул мне Долговязый. — Пойдем, пойдем, не дрейфь, охотник. Будем изучать настоящую снайперскую матчасть, а не пукалки, с которыми тебе приходилось нырять до сих пор.
Я двинулся следом за ним.
— Не забывать про доклады о каждой степени готовности, — напомнил Жаб.
Мы дошли до конца коридора, поднялись по короткому трапу, протиснулись в узкий люк с бронированной крышкой и оказались в рубке стрелкового комплекса. Перед пультом нас ждали два тяжелых анатомических кресла на шарнирных амортизаторах. Панели безжизненно глядели погашенными шкалами и дисплеями. Мы бросили свои рюкзаки в специальный шкаф.
— Так! — Долговязый опустился в кресло и потер ладони. — Стрелковый расчет на месте! — доложил он по связи. — Разреши включать комплекс.
— Добро, — ответил Жаб.
Долговязый пустил ток в систему, и все ожило, замерцало зеленым, гранатовым и васильковым светом, мягко запело и завибрировало. Я тоже уселся в кресло и вздрогнул, ощутив под собой движение — гидравлика подгоняла сиденье под фигуру. Передо мной включился дисплей ходовых камер и круглый тубус одного из прицелов. Над пультом высветились янтарные кольца главного планшета.
— Стрелковый комплекс готов, — доложил отставник. — Желтый режим боевого дежурства.
— Принял, — ответил Жаб. — Не слышу акустика.
— Я на месте. Только разобрался с приборами. Много нового, — откликнулся Пас. — Разрешите включать?
— Валяй.
Через минуту Пас снова вышел на связь.
— Желтая степень готовности, — доложил он.
— Переведи все режимы в красный сектор. Ты наши глаза и уши, Чистюля, не забывай об этом. Особенно на опасных глубинах.
— Есть.
— Всем пристегнуть ремни. Десятисекундная готовность.
Я опустил с подлокотников упругие защитные дуги, и они вжали мое тело в кресло, словно слабая перегрузка. Дуги не мешали мне дотянуться до любой из кнопок на пульте.
— Девять, восемь, семь, — считал Жаб.
Долговязый не спешил пристегиваться. Наоборот, он выбрался из кресла и присел возле шкафа, копаясь в своем рюкзаке. Наконец он вынул оттуда моток шнура и с таинственным видом закрепил липучками его концы на противоположных стенах. Шнур растянулся ровно, как лазерный луч.
— Показательные выступления для новичков, — усмехнулся Долговязый, возвращаясь в кресло.
— Четыре, три, — взводный заканчивал свой отсчет.
Долговязый опустил дуги. В полутьме огневого поста по его лицу плавали разноцветные отсветы шкал.
— Два, один. Ныряем.
По стенам пробежала едва уловимая дрожь от включившихся силовых машин, нас чуть качнуло, но амортизаторы кресел гасили даже незначительные колебания. Мой вестибулярный аппарат отреагировал на носовой дифферент и легкую невесомость, что говорило о начале долгожданного погружения. Я тут же бросил взгляд на ходовой монитор, но он был черен, как антрацит. Если бы не индикатор работы, я бы решил, что экран погашен. И только я об этом подумал, на нем полыхнули два узких луча прожектора, расширились, превратившись в световые веера, и обозначили рельефное скалистое дно. Яркие лампы спугнули рыб — разноцветные стайки метнулись в разные стороны, размазываясь в глазах. «Валерка» скользил над материковым шельфом, погружаясь все глубже и глубже, дно проносилось под днищем с нарастающей скоростью, и у меня голова закружилась от таких визуальных эффектов.
