— Влипли, — буркнул я.
Нищий заворочался и что-то пробубнил во сне, но на каком языке, я не понял. Зато я понял, что мои карманы пусты — от денег осталось лишь воспоминание. Не было при мне и кинжала, что тоже не показалось мне удивительным. А вот отсутствие шнурков на ботинках здорово озадачило. Несмотря на столь неожиданное неудобство, я слез со своей полки и растолкал Паса.
— А! — вздрогнул он и чуть не ударился головой в потолок.
— Тихо, это я!
Глаз у него совсем заплыл, а губы распухли.
— Чего толкаешься?
— Нашел время спать!
— Можно подумать, у тебя есть идея получше, — пробурчал Пас.
— Представь себе, есть! Надо драпать отсюда.
— Что, серьезно? Сквозь стены я ходить не умею. Не переживай, скорее всего нас тут не задержат надолго. Разберутся и выпустят.
— Мечтай! — разозлился я. — Ты покалечил парня ни за что, понимаешь? А может, и убил, барракуда тебя дери! Он тебя не бил, не грабил и не насиловал, так что по всем законам ты преступник. Это не оборона — когда на плевок отвечают пулеметным огнем.
— И что?
— Нас тут сгноят, понял? Лет на десять запрут в местной тюрьме, и грубые латиносы будут трахать тебя в твою нежную попку!
— Придурок, — качнул головой Пас, но я видел, что он призадумался. — Никаких обвинений нам не предъявляли.
— Хочешь, я тебе скажу, что думаю? — я приблизил к нему лицо и зашипел, как это умел делать Жаб. — Я срать хотел на местные законы и вообще на законы обычных людей. Я охотник. И не собираюсь ожидать своей участи, как баран на бойне. Доступно?
— Если у тебя есть конкретные предложения, могу выслушать. А если нет, не мешай мне спать.
Я махнул рукой и оставил его в покое. Пас устроился поудобнее и отвернулся лицом к стене.
Вонь в камере сводила меня с ума, мне казалось, что этот отвратительный запах нечистот и гниения впитывается мне под кожу и заражает какой-то ужасной болезнью. Не усидев на месте и получаса, я встал и попытался определить время через щели в забитом окошке. Солнца мне увидеть не удалось, но небо отсвечивало розовыми отблесками заката, так что примерно я прикинул, что уже около девяти. Интересно, как скоро нас хватятся на базе? Молчунья должна была зайти за мной в тир к шести часам. Но вот что она сделала, не обнаружив меня? Сказала ли сразу Жабу или затаила обиду? Зная ее, скорее можно было предположить второе.
Окончательно разозлившись, я отвернулся от окна и заметил, что нищий проснулся. Но больше всего меня удивило то, каким взглядом он смотрел на мои ботинки. Наверно, так я вытаращился бы на собаку, играющую на скрипке, даже если бы она фальшивила, барракуда ее дери.
Не успел я решить, на каком языке обратиться к столь странно ведущему себя незнакомцу, как он вскочил с нар и уставился на ботинки Паса. Причем Пас это взгляд почувствовал и недовольно повернулся.
— Ты чего? — спросил он по-русски, видимо, не задумываясь о языковых барьерах.
Вместо ответа нищий поднял руку, и мы с удивлением различили фразу, сказанную на Языке Охотников: «Меня зовут Викинг».
Пас от такого поворота событий чуть не свалился с полки, а я как стоял, так и замер, словно врос в загаженный пол.
«Вы откуда?» — нищий снова заговорил жестами.
«С базы», — ответил я.
— Да понятно, что с базы, барракуда вас задери! — нищий перешел на русский язык. — Где она, эта база?
— Недалеко. На острове, — ответил Пас, немного придя в себя. — Миль двадцать пять отсюда.
— Боги морские! — выдохнул Викинг. — Ну все, теперь я точно отсюда выберусь! Как вас звать?
— Я Копуха, а это Чист. В смысле Чистюля. А ты охотник?
— Нет, артист балета, — огрызнулся он. — Как скоро вас хватятся?
— Трудно сказать. — Пас слез со своей полки и уселся рядом со мной. — Наверное, после отбоя.
— Понятно. Значит, у вас не база, а курятник. Хотя на Карибах другого и быть не может. Тварей вычистили, о пиратах забыли, браконьеров всех выбили. Пороху давненько не нюхали?
— С годик, — ответил Пас, роясь в кармане.
Я знал, что он пытался там отыскать, но орден забрали вместе с деньгами. Похвастаться хотел, барракуда его дери! Внезапно лицо его озарилось, но вместо алмаза он достал осколок стекла от артуровского фургона. Мне захотелось показать ему язык — я с трудом удержался.
