Он ностальгически вздохнул и глянул на темнеющие щели заколоченного окна.
— Однажды Дикий собрал нас на сходку и рассказал, что, еще будучи биологом, заметил аномальное поведение живности в районе пересечения двадцать седьмой параллели с девяностым градусом долготы. В чем именно заключалась аномалия, никто из нас не понял, но идея Дикого состояла в том, что отклонения могли указывать на нахождение в этих широтах огромного биотеха, вроде донной платформы. Ну, мы и взялись ее искать. Наверное, года три эта тварь себя никаким образом не проявляла, но однажды Бак совершенно случайно на нее нарвался. В том районе затонул транспортник с грузом галлия для нейтринного телескопа, и нас с Баком погнали к нему на разведку. Глубины там дурные, до четырех километров, так что даже в жидкостном аппарате погружаться и всплывать надо с мерами предосторожности. Несмотря на несжимаемый «рассол», давит так, что кости трещат, ей-богу. В общем, достигли мы дна и разделились, чтобы охватить наибольшую площадь. Я тащил на себе камеру, генератор и маркер для сателлита, а Бак — ранец со «светлячками» «СГОР-3». Так что я от него зависел больше, чем он от меня — без света на глубине труба, сами знаете. В аду наверняка светлее, чем на четырех километрах. Но мы с Баком не первый год на охоте и ни разу друг друга не подводили, так что ракеты он пускал должным образом, поддерживая над базальтовой пустыней рукотворное солнце. Связь работала хорошо, но «светлячок» нас сближал сильнее, чем ползущие по экрану строчки. Вообще для меня одиночество — самая страшная вещь в глубине. Так что мне хоть анекдоты травить, хоть стихи читать жестами, лишь бы не переть по рельефу дна без малейшего ощущения человеческого присутствия рядом.
Я заметил, что по мере погружения в воспоминания наш новый знакомый все больше становится похожим на охотника и меньше — на нищего. Пас слушал его, раскрыв рот.
— Так получилось, что корабль первым нашел я, — продолжал тем временем Викинг. — Просигналив Баку о находке, я начал разбирать и устанавливать снаряжение и так этим увлекся, что не сразу обратил внимание на молчание напарника. А потом вдруг строчка по экрану — бац! Как молнией по глазам.
«Поражен ультразвуковой пушкой, — просигналил мне Бак. — Спаси, если сможешь. До жопы не хочется умирать».
И дальше точные координаты по GPS.
Четыре километра глубины! Даже если очень быстро всплывать, с порванными жабрами шансов нет. Ну, сколько можно без воздуха продержаться? Две, три, ну, может, пять минут. А всплывать сколько? В общем, я запаниковал, а сам понимаю, что паниковать нельзя и надо делать все, что только возможно. Сверил координаты по сателлиту и понял, что до Бака от меня метров шестьсот. Ну, подплыву я к нему, допустим, на водометах успею, а дальше что? Жабрам каюк, а без них в воде можно разве дышать? И тогда у меня, ребята, просечка случилась. Хватаю я баллоны от генератора и на полном ходу жму к Баку. И тут, представьте, «светлячок» начинает гаснуть. Ну, думаю, вот тут-то нам обоим и хана! И что вы думаете? Напарник мой, без пяти минут труп, взял и запустил еще одну ракету! При ярком свете я его быстро нашел, смотрю по часам — три минуты ушло. А Бак уже глаза закатил. Что делать? Разрезаю аппарат, выдираю трубу из катетера, а потом завожу шланг от баллонов как можно глубже под покров скафандра и открываю вентили. Никто до меня, похоже, такой фокус не проделывал, но идея была в том, чтобы растворить в «рассоле» смесь кислорода и водорода до такой степени, чтобы она через легкие впитывалась в кровь. Под большим давлением это возможно. Теоретически. Но на практике кто проверял? И смотрю, секунд через тридцать Бак открывает глаза и сигналит мне:
«Я что, еще жив?»
Нет, отвечаю, это адовы, блин, территории. Но он сразу понял мою задумку и повеселел. Ему-то весело, а мне его переть. Врубил я водометы и пошел наверх. Но только метров на сто поднялся, Бака начало колотить. Не так, как от чрезмерной компрессии, а как от кессонки. Я-то привык, что в жидкостном аппарате на декомпрессию наплевать, но Бак ведь дышал, по сути, газовой смесью! Чуть я его не убил на этом подъеме, даже вспоминать страшно. До меня никто не рассчитывал декомпрессионных таблиц для подобного гибрида жидкостника с газовиком, так что мне пришлось действовать очень аккуратно, следить за состоянием Бака и останавливаться по его первому требованию. В общем, я его поднял, хотя сам с того дня седой. Но Баку все равно больше досталось — ультрозвуковая пушка, под которую он попал, оказалась не такой, как все остальные, а гораздо более мощной и основанной, похоже, на другом принципе генерации волн. Особая гадость в том, что она не только рвала жабры, но и пробивала сквозь мышцы скафандра и лоскутами отслаивала кожу на теле. Раны похожи на ожог кислотой. В общем, Бак после той истории остался лысым, без единого волоса, и шкура у него стала пупырчатой, как у того крокодила.
