– А если это что-то… неразумное? – предположил Тис. – Ну, вроде молнии? Града? Урагана?
– И прячется оно тоже по неразумению? – удивился Джор. – Ну ладно. Пусть, нечто неразумное скрывается в Стеблях, но ты же понимаешь, что за всяким неразумным должно быть что-то разумное? Иначе все это объяснить невозможно! Может скажешь, что и магическая закладка в твоем мече – это тоже случайность? Или как это… казус судьбы?
– Похоже, я пропустил кучу занятий, – заметил Тис. – Кто из наставников учит так изъясняться?
– Просто ответь, – попросил Джор.
– Причин может быть много, – медленно проговорил Тис. – Давай подумаем. Мы ведь исходим из предположения, что это враг? Имеет значение или нет, какой это враг? То есть, враг сам по себе или посланник тех врагов, от которых нас прикрывают четыре предела, воины Домхана и вся крепость? Враг или орудие врага?
– Наверное, это важно, – сказал Джор. – Но вряд ли так уж важно прямо сейчас.
– Да, – кивнул Тис, убирая свитки в кисет, который всегда висел у него под рубахой. – Я тоже об этом думаю. И первое, что приходит в голову, что этот враг, если он, конечно, враг, а не кто-то вроде зверя, попавшего в Стебли как в капкан, послан сюда не для того, чтобы убивать.
– Почему это? – не понял Джор.
– Потому что мне кажется, что он мог бы перебить здесь всех, – ответил Тис. – И мог сделать это уже давно. Хотя бы попытаться.
Джор замолчал и сидел молча несколько минут, пока словно не вынырнул из раздумий и не спросил:
– Но если он враг, он ведь и переманить на свою сторону никого из учеников тоже не смог бы? Ну, разве только Джая или Флича? Впрочем, даже их вряд ли. Зачем тогда он здесь? Это же опасно для него. Сколь бы он ни был силен.
– Не знаю, – прошептал Тис.
Он и в самом деле не знал. Он мог бы предположить разное, и то, что враг сознательно пытается заставить Гантанаса разрушить Стебли изнутри, если Кайла, конечно, права, и убийство ребенка и в самом деле стало бы приговором Приюту. И то, что враг хочет узнать, кто же ему на самом деле противостоит, кто является тайным главой и Приюта, и всех тех магов, которых, как порой слышал Тис, называли хранителями. И, наконец, то, что в неизбежной войне с врагом каждая из сторон была бы рада иметь лазутчика во вражьем стане.
– А что если все это ошибка? – спросил Джор. – Если этот враг или орудие врага и не собирался никого убивать? Но кто-то его распознал, и он убил, а там уже все покатилось…
– Не знаю, – прошептал Тис.
– Может, он прятался в том же Гране? – продолжил строить догадки Джор. – Или шел себе по дороге, а навстречу ему Гран, Спрай, Мисарта и Йока. Гран распознал врага или Спрай как-то что-то углядел, враг убил Спрая и прилип к тому же Грану. Еще и памяти Мисарту с Йокой лишил. А в крепости – отлип от Грана и спрятался где-то. А потом Гран схватился за голову и бросился бежать. А враг убил Оллу и где-то таится. А?
– Не знаю, – повторил Тис.
– Вот и я не знаю, – вздохнул Джор.
«Или врага все еще интересуют секреты Приюта Окаянных? – продолжал думать Тис, поглядывая на приятеля, который сосредоточенно скреб затылок. – И что значат слова Кайлы о том, что в Черном Круге есть такие колдуны, рядом с которыми Гантанас будет словно мальчишка на побегушках и она сама в том числе? Почему же тогда этот самый Черный Круг не явится к воротам Стеблей и не отправит всех его мастеров и наставников на те же «побегушки», а сам не захватит всех учеников Стеблей и не сделает их своими воинами? Не подчинит их себе? И есть ли тогда хоть кто-то, кто может противостоять Черному Кругу?»
– Интересно, – сказал Джор, – как эта пакость преодолела четыре предела?
– Возможно, она не знала, что она пакость, – предположил Тис. – Или забыла об этом.
– Удобно, – скривился Джор. – Осознал себя негодяем, потом стер себе память, и проходи сколько хочешь раз четыре предела. Как крепость определяет, кого можно пропустить внутрь, а кого нельзя? Она же к памяти обращается? Ведь там кроется – негодяй ты или хороший человек? Или где?
– Не знаю, – ответил Тис. – Но я вот еще о чем думаю, а может так быть, что человек никакой гадости не сделал, ничего плохого не совершил, но уже точно мерзавец? И как в таком случае к нему отнесутся четыре предела?
