Отложить намеченное удовольствие пришлось не меньше чем на час. К счастью, в конюшне появился Блас и нелегкое дело транспортировки собранного навоза к заколоченному вс снежную темницу домику Орианта у Сторожевой башни он взял на себя. Так что вскоре в чистой и даже выметенной конюшне во всю раздавалось довольное лошадиное хрумканье морковками, а чуть подросшая Звездочка прядала ушами и с интересом прислушивалась к движению мягких щеток и просто девичьих ладоней, которые ощупывали ее со всех сторон.
– Брайдем сказал, что скоро конюшня все же переберется из крепости наружу, – вспомнила недавнюю новость Гаота.
– Да, – сказала с легкой грустью Капалла. – Сама конюшня здесь, конечно, останется, но лошади будут снаружи. Синай уже нанял строителей. По весне прибудут и будут ставить ее возле скотного двора.
– Он приехал? – спросила Дина.
– Сегодня, – кивнула Капалла.
– Понятно, почему Гантанас позвал Тиса, – пробормотала Гаота.
– Да, – подтвердила Капалла. – Для него у Синая есть кое-какие новости.
– А Ветерка он так и не нашел? – поинтересовалась Йора.
– Он его и не искал, – ответила Капалла. – Поверьте мне, если Гран не захочет, чтобы его нашли, его не найдут.
– А что вы обо всем этом думаете? – спросила лошадницу Гаота.
– В твоем вопросе мне слышится другой, скрытый, – улыбнулась Капалла. – Что думают наставники о том, что произошло с одним из них?
– И что же? – подняла брови Дина.
Капалла стала загибать пальцы.
– Наставники огорчены, насторожены, озадачены, удивлены, обеспокоены, напряжены, раздражены, взволнованы, испуганы, но тверды. Пальцы кончились. А то я бы и еще что-нибудь сказала.
– Полная неясность, – вздохнула Йора. – А что делает Кайла?
– Помогает по утрам мне, – вздохнула Капалла. – Вместо своей дочери.
– Разве в этом заключается ее дознание? – удивилась Гаота.
– Уж поверь мне, она знает свое дело, – сказала Капалла. – Она найдет убийцу.
– Ожерелье из дикого рубина сегодня оборвалось у нас на занятии, – вспомнила Йора. – Наверное, это была ее идея? Она подозревает каждого из нас?
– Она и должна подозревать каждого, – сказала Капалла. – И меня в том числе. Всех, начиная с Гантанаса и заканчивая… рабочими скотного двора, которые вовсе ни разу не заходили в крепость. Иначе преступление не раскрыть. И не думайте, что все дело в том ожерелье. У нее много способов найти убийцу, к раскрытию преступления ведет много тропинок. Уверяю вас, она движется одновременно по всем.
– Но она еще ни с кем не говорила, – заметила Дина.
– Еще успеет поговорить, – ответила Капалла. – Иногда достаточно дышать одним воздухом. Разговоры – это то, что дополняет все прочее.
– Странно как-то, – задумалась Гаота, озираясь. – Зачем оставлять здесь конюшню, если все лошади будут за стеной?
– Ну, во-первых, не все, – уверила ее Капалла. – Мало ли, вестник прискачет ночью. Что же ему, сдавать лошадь на конюшню? Оставлять ее у Тида? Дело может быть и безотлагательным. Да и на случай осады неплохо иметь конюшню. А если осада будет длительной, порой ведь и в качестве скотного двора. Как это ни печально, но лошади – не только друзья. Иногда они и еда.
– Ой, – вздрогнула Йора, которая продолжала гладить Звездочку.
– Мне тоже это не нравится, – кивнула Капалла.
– Какая еще осада? – удивилась Гаота. – Разве уже ведется какая-то война?
– Она будет, – твердо сказала Капалла.
– Когда? – воскликнула Дина. – С кем? А мы успеем вырасти?
– Надеюсь, что успеете, – ответила Капалла. – Но точно я вам не скажу. Ни когда, ни с кем. Я не знаю. Даже Гантанас не знает. Он знает лишь одно – есть те, кто хотят уничтожить Стебли. Но даже и это не самое страшное. Есть те, кто хотят залить кровью всю Ардану. Но, пожалуй, на этом мы и закончим. У вас есть ведь и свои заботы?
– Я все! – раздался в воротах конюшни голос Бласа. – Надеюсь, для меня остался хотя бы кусочек неглаженной Зведочки?
* * *
Из конюшни подруги шли молча. Время еще не казалось поздним, но зимние сумерки начинали заполнять крепостной двор. Ужин был не за горами, в конюшне незаметно пролетели целые три часа, и троица не стала подниматься на свой третий этаж и осталась в каминном зале на первом, где было достаточно плетенных кресел, укрытых мягкими пледами, и как будто никого больше.
