По знаку Веселицкого Дементьев достал из кожаного портфеля новую грамоту и стал читать её вслух.
Мурзы выслушали переводчика, а затем Абдул Керим-эфенди бесхитростно пояснил:
— Мы не знаем формы обращения в переписке между европейскими государями и настоящий титул её величества. Вот и сочинили грамоту сходно тому слогу, коим мы к турецкому султану грамоты посылали...» Мы готовы исправить неточности.
Мурзы сдержанно загудели, выражая одобрение его словам.
Дементьев передал грамоту эфенди.
Удовлетворённый тем, что никаких возражений не последовало, Веселицкий хотел распрощаться, но его остановил голос Хаджи-мурзы:
— Скоро ли будет позволение перейти за Буг и Днепр?
Мурзы враз затихли.
Чтобы придать вес и значимость последующим словам, Веселицкий выдержал долгую паузу и сказал с некоторой строгостью:
— Как только подпишете новую грамоту!.. Лишь тогда, по повелению его сиятельства, я могу дозволить дружественным татарским народам переходить Буг и следовать к Днепру для прохода через оный.
Мурзы ликующе зашумели.
— Для безопасности прохода к местам прежнего пребывания, — продолжил Веселицкий, — орды снабжаются открытым ордером, с содержанием которого вы можете ознакомиться.
Дементьев передал ордер Керим-эфенди.
— А запорожцы? — снова спросил Хаджи-мурза. — Не станут ли они нас притеснять?
— Нет! — решительно вскинул руку Веселицкий. — Не токмо не навредят, но и вспомоществование окажут!.. От его сиятельства кошевому атаману и всем пограничным командирам уже посланы надлежащие повеления. Во всех городах, местечках и прочих селениях вашим народам будет делаться всякое благоприятельство и гостеприимство. А потребные вещи и съестные припасы будут продаваться за обыкновенную цену.
Мурзы зашумели сильнее прежнего.
Джан-Мамбет-бей, маслено глядя на гостя, изрёк из редкозубого рта:
— Его сиятельство изо дня в день усугубляет знаки своей истинной к нам дружбы и благодеяния, коими все наши сердца пленяются. Да продлит Аллах драгоценную жизнь её величества за то, что изволила избрать такого великодушного и храброго предводителя, который не только искусными воинскими распоряжениями неприятелей побеждает, но и мудрыми советами таковых без кровопролития приятелями обращает.
Веселицкий поблагодарил бея за приятные слова и пригласил предводителей орд к себе в гости, намекнув на подарки от командующего...
Желая избежать возможных трудностей при подписании нового акта, Панин выделил Веселицкому для подкупа мурз 1250 золотых, из которых Джан-Мамбет-бею причиталось 500 монет, а Хаджи-мурзе — 750 монет. Однако, зная корыстолюбивый характер ногайских мурз, Пётр Петрович решил самовольно изменить суммы так, чтобы, с одной стороны, они остались достаточно велики, а с другой — можно было наградить большее число мурз.
...Вечером в палатку Веселицкого пришёл первый гость — Джан-Мамбет-бей. Приняв четыреста золотых, бей, с подобострастием щуря бесцветные глаза, объявил о желании джамбуйлуков и едичкулов присоединиться к России.
— Мне донесли, что часть людей этих орд ушла в Крым, — недоверчиво заметил Веселицкий.
— Да, нашлись такие, которые не поняли выгоду, что сулит покровительство России, — кисло ответил бей. — Но я уже послал Мамай-мурзу для вызова беглецов.
(Веселицкий не поверил словам бея. Но позднее, когда капитан Завадовский подтвердил сказанное, приказал разыскать в орде сына Мамай-мурзы — Юсуф-мурзу — и передал ему сто монет для отца).
Вслед за беем в палатку пришли Мамбет-мурза и Джан-Темир-мурза, которые стали жаловаться на разорение, понесённое от запорожцев при переправе через Днестр.
Пётр Петрович гневно обругал казаков за бесчинства и деньгами смягчил горе мурз.
А потом ему пришлось по этой же причине дать двести золотых Хаджи-мурзе.
Последние сто монет он вручил Абдул Керим-эфенди, к которому питал определённую симпатию за твёрдую пророссийскую позицию. И сказал доверительно:
— Вы, эфенди, как человек разумный и учёный, должны убедить мурз блюсти верность присяге о нерушимой вечной дружбе, побуждая их к исполнению обещания о скорейшем присоединении к вашим ордам всех едичкулов и джамбуйлуков.
