— Мы никогда не поручились бы в том, если бы по родству с ними не были удостоверены в их единомыслии с нами, — ответил Абдул Керим.
— А крымцы?
— С крымцами его сиятельство должен держать себя холодно. Без ласкательства потребовать от них присяжное письмо!.. И пригрозить огнём и мечом, ежели упрямиться станут.
— В дружбу силком не тянут, — возразил Веселицкий, удивлённый резкостью эфенди. — Надо бы всё решить миром, полюбовно.
На костистом, осунувшемся лице Керима мелькнула укоризненная усмешка:
— Вам мало обманчивых обещаний Каплан-Гирея? К чему привели ваши к нему ласкательства?.. Нет, только строгостью и силой вы сумеете покорить Крым!
— Мы не собираемся покорять татар, — снова возразил Веселицкий.
— Я имел в виду отторгнуть их от Порты, — поправился Абдул Керим.
Веселицкий помолчал, попил кофе. Затем произнёс с напускной раздумчивостью:
— Крымцам, по моему разумению, следует позаботиться об избрании нового хана. С нынешним они счастья и благополучия, видимо, не поимеют.
— Сперва надобно угрозами или увещеваниями приобрести их на свою сторону, — упрямо повторил Абдул Керим. — А как они склонятся, то найдётся достаточно султанов гирейской породы, что сами попросят об избрании в ханы. Тогда и отберёте усердного и достойного...
Через день — 7 октября — эфенди принёс Веселицкому новую грамоту, подписанную 119 знатными людьми обеих орд.
Обратившись к Екатерине по формальному титулу, ногайцы далее писали, что, получив «выгодное время и свободные руки единодушно согласились и наиторжественнейше клятвой между собой утвердили беспосредственно отторгаться от власти Оттоманской Порты, с низложением на вечные вперёд времена ига оной с себя, и составить из нашего общества народ вольный, ни в чьём подданстве не состоящий и ни от какой державы не зависимый, следовательно, и ни под каким видом ни к каким податям и поборам не подлежащий, положа и утвердя между собой главным правилом защищать себя впредь навсегда против турецкой силы в своих правах, обыкновениях и независимости до последней капли крови каждого. По сему нашему постановлению и клятвой свято утверждённому намерению, в рассуждении ближнего соседства, за полезнейшее дело себе признали на вечные времена пребывать в теснейшем согласии дружбы и единомыслия со Всероссийской империей, спокойству, тишине и взаимной победе по всей нашей возможности и силе поспешествовать, яко своему собственному благу».
— Наши народы избрали также депутатов, кои повезут сию грамоту её величеству, — добавил Абдул Керим. — От едисанского народа — Сутинис-мурза и Мамбет-мурза, от буджакского — Мамбетшах-мурза, от всего мира — Тинай-ага, Акай-ага, Акали-ага, Эль-Булду-ага и Казак-мурза.
— Все благие дела творят люди умные и достойные, — сказал Веселицкий, возвращая грамоту эфенди. — И вы один из первых в этой когорте!
Абдул Керим непритворно улыбнулся, услышав приятные слова в свой адрес, и попросил Веселицкого прислать переводчика для снятия копии с новой грамоты.
— Грешный мир непостоянен, — туманно объяснил эфенди. — Одна-две копии сего важного документа не помешают.
Веселицкий понял: ногайцы опасаются, что Россия станет нарушать их права, отмеченные в грамоте, и, очевидно, хотят обезопасить себя снятыми копиями.
«Бог с ними, — подумал он беззлобно. — Грамоты — вещи полезные и важные. Однако они никогда не защищали надёжным образом от обид и притеснений...»
Но Дементьева прислать пообещал.
— Джан-Мамбет-бей и хан Хаджи-мурза хотели бы иметь вас уполномоченным по своим делам, — сказал Абдул Керим, удовлетворённый ответом канцелярии советника. — Не могли бы вы обратиться к его сиятельству с просьбой о позволении именно вам принимать и опекать татар?.. К другому человеку нам трудно будет привыкать.
— В представительских делах должно последовать решение высочайшего двора, — уклончиво пояснил Веселицкий.
— От нового человека польза дела может пострадать, — предостерегающе заметил эфенди.
— Я отпишу его сиятельству о вашей просьбе, — сказал Веселицкий, — а там уж как получится...
Орды начали переправу через Буг без промедления, растянувшись по берегу почти на шестьдесят вёрст.
