— Столь важный документ должен быть составлен по всей форме и с полным титулом её величества!.. Во-первых, сей акт будет иметь значение историческое и храниться вечно, а по-другому, орды тем самым признают нашу государыню истинной владелицей всех тех земель, коими она повелевает ныне... Вам, господин советник, надлежит отправиться к тем ордам и убедить их подписать новое прошение. А чтобы не было с их стороны недовольства и подозрительности — объясните всё подобающим образом... Акт должен быть новый и по всем правилам!
— Я привезу его, — заверил командующего Веселицкий. — Но, ваше сиятельство, в беседе со мной мурзы, бесспорно, затронут вопрос о переходе через Днепр... Как мне отвечать? Ведь при наступающей зиме для измученных лишениями и голодом ногайцев возвращение на свои земли есть предмет особой важности и необходимости. Они или выживут с нашей помощью, или сгинут!
— Как подпишут новое прошение — можете моим именем разрешить. Я отписал её величеству о просьбе ногайцев, но ответ получим позднее.
— Орды с переходом тянуть не станут — выступят тотчас, — предостерегающе сказал Веселицкий.
Панин недоумённо посмотрел на него.
— Я имею опасение, — пояснил Веселицкий, — что могут быть стычки с запорожцами. Они-то указ тоже получат с запозданием.
— Это не страшно, — сказал Панин. И постучал пальцем по запечатанному пакету: — Я уже уведомил в оном письме Фёдора Матвеевича Воейкова о скором переходе ногайцами Новороссийского края для поселения в степях от реки Каменки до Азова на старинных своих кочевьях. Он губернатор справный — распорядится... И приказал предупредить атамана Калнишевского о принятии соответствующих мер.
— Ох, не устоят запорожцы от соблазна, — вздохнул Веселицкий.
— Не устоят — примерно накажем! — грозно сверкнул глазами Панин...
3 октября Веселицкий отправился в путь.
Для охраны и должного представительства его сопровождал эскадрон Днепровского пикинёрного полка и свита — капитан Севского пехотного полка Завадовский, хорошо знавший многих доброжелательно настроенных мурз, переводчик Семён Дементьев и писарь Семёнов.
На следующий день, после полудня, российская депутация наехала на отряд буджаков Тенис-мурзы, брата Джан-Мамбет-бея. Мурза проводил её к реке Березани, на правом берегу которой расположились ногайские орды.
Веселицкого встретил лично Джан-Мамбет-бей и знатные мурзы, аги, духовные лица — не менее сотни человек. Ещё около пяти тысяч едисанцев и буджаков широким кольцом окружили шатёр бея.
Войдя в шатёр, Джан-Мамбет-бей, покряхтывая, тяжело сел на тюфяк, покрытый разноцветными потёртыми коврами. Справа от него расположился едисанский Мамбет-мурза, слева — буджакский хан Хаджи-мурза. Напротив поставили небольшой стул для Веселицкого. Остальные мурзы и аги расселись вокруг в три-четыре ряда.
«Чтят, — самодовольно подумал Пётр Петрович, от которого не ускользнуло, что все ногайцы стояли до тех пор, пока он не сел. — Ну и боятся, конечно...»
Когда шум стих, он через переводчика Дементьева передал бею письмо Панина. А затем преподнёс подарок командующего — дорогую, украшенную каменьями саблю.
— Искренний ваш друг и предводитель победоносного российского войска его сиятельство Пётр Иванович Панин преподаёт вам булатный меч на сокрушение общего нашего неприятеля! Он желает, чтобы утверждённая между нами дружба крепче и прочнее булата была!
Джан-Мамбет-бей схватил саблю обеими руками, пожалуй, слишком торопливо для торжественного случая, щуря глаза, осмотрел её, вытащив до половины из ножен, и растянул лицо в подобострастной улыбке:
— В прочности дружбы вашего предводителя у нас никогда не было сомнений. Вы можете передать ему, что все наши общие неприятели низложены и попраны будут!
Веселицкий одобрительно покивал головой, но видя, что бей продолжает любоваться подарком, деловито произнёс:
— Однако пора перейти к самому предмету моей к вам поездки... Его сиятельство весьма сожалеет о некоторой конфузии, что он обнаружил в прежней вашей грамоте её императорскому величеству. Он желает, чтобы дружественные нам орды переменили грамоту.
