Голицын схватил из рук адъютанта зрительную трубу, вдавил окуляр в глаз, долго рассматривал крепость.
«Никак, и впрямь ушли, — подумал он, всё ещё не веря в удачу. — На стенах пусто. И окрест никого...»
Он повернулся к генерал-поручику Эльмпту:
— Начинайте, граф!.. С Богом!
1-й и 3-й гренадерские полки, слаженно сбежав к теснившимся у берега понтонам и лодкам, стали переправляться через Днестр.
Подошедшие первыми к крепости команды майора Врангеля, капитанов Стакелберга и Гензеля по длинным лестницам взобрались на стены, спустились вниз и, сбив засовы, открыли ворота.
Полки осторожно вошли в крепость.
Растекаясь ручейками по узким улочкам, гренадеры обшарили все казармы, казематы, башни и дома — крепость была пуста. Нашли всего несколько стариков турок, отказавшихся уйти с гарнизоном. Потупив выцветшие глаза, старики сидели рядком у стены мечети, на вопросы офицеров не отвечали.
Потерявший терпение Гензель закатил двум туркам свинцовые оплеухи, пригрозил пыткой.
Сплюнув в пыль тягучую тёмную кровь, один из стариков протянул односложно:
— Яссы...
На следующий день генерал-поручик Эльмпт с гренадерами и тремя карабинерными полками бросился в погоню за войском великого везира, нестройными толпами отступавшего к Яссам.
Но чем закончилось преследование неприятеля, Голицын узнал уже в пути...
Спустя неделю после падения Хотина в армию прибыл новый главнокомандующий — Румянцев. Стараясь сохранить самообладание, побледнев, князь передал ему предводительство и 18 сентября выехал в Петербург. В дороге — в Мценске — его догнал квартирмейстер Ржевский, посланный с донесением в столицу. Он-то и сообщил подавленному Голицыну, что Эльмпт взял Яссы.
22 октября без всякой торжественности Голицын прибыл в Петербург, всё ещё обсуждавший непонятную милость Екатерины — она пожаловала бездарному князю чин генерал-фельдмаршала.
* * *
Сентябрь — октябрь 1769 г.
Отдохнув после утомительного путешествия, Пётр Иванович Панин потребовал подробных и точных докладов о состоянии вверенной ему армии.
Генерал-аншеф Василий Михайлович Долгоруков сбивчиво перечислил состав генералитета, сообщил о количестве пушек и лошадей в полках, о числе людей, отдельно упомянул убитых и умерших от ран. Затем генеральный штаб-доктор Кондрат Даль доложил о количестве больных, какими болезнями они одержаны и в каких госпиталях записаны, генерал-провиантмейстер Николай Колтовский — о наличии в магазинах провианта и фуража, а обер-кригс-комиссар Семён Гурьев — о денежном и вещевом довольствии.
Панин, хмурясь, выслушал доклады, отругал за упущения, но никаких указаний по поводу дальнейших действий генералам не дал — ждал вестей из Петербурга.
Полагая, что в осеннюю распутицу, с каждой неделей приближавшей снежную русскую зиму, кампанию этого года можно считать законченной, он никак не ожидал, что Совет решится на продолжение активных боевых предприятий. Поэтому поразился привезённому 8 октября нарочным офицером приказу о взятии Второй армией турецкой крепости Бендеры.
— Как можно говорить о Бендерах?! — гневно восклицал он, расхаживая по скрипучим половицам лучшей в Добрянке хаты, спешно оборудованной под штаб-квартиру командующего. — При таком состоянии полков я не токмо взять, но и осадить крепость должным образом не могу!.. Захарка намеренно подвигает меня на приступ, чтобы опорочить в глазах армии и света... Скудоумец!
— Ему виднее, — ответил Долгоруков, грустно поглядывая в запотевшее окошко. (Князь был обижен, что после ухода Румянцева армию доверили не ему, а этому выскочке Панину, у которого всего-то достоинств — брат высоко летает. Он не желал служить под командованием Панина и уже подумывал о письме Екатерине с просьбой об увольнении из армии якобы для лечения).
Панин не понял истинного состояния души Долгорукова, посчитал, что тот защищает Чернышёва, и заговорил в своей обычной манере — зло и резко:
— Говорите — виднее? А видит ли он, что армии надобно пройти триста вёрст, прежде чем осадить Бендеры?.. Это по такой-то погоде, по таким-то дорогам!.. И разве ему не ведомо, что осадные орудия могут быть доставлены сюда не ранее декабря?.. Боже мой! Как я могу их сюда переместить? Для тех семи пушек, что в Киеве находятся, потребно до шести сотен лошадей. Где я возьму столько?
