— Я не знаю, чем пожалует нас Европа, — заметил Орлов, — но отторжение Крыма и выход к морю выгоды принесут неисчислимые.
Совет единодушно постановил уполномочить Петра Панина открыть переписку с крымским ханом, дабы убедить того в полезности отторжения. Если же Девлет-Гирей сохранит верность Порте — отколоть от Крымского ханства ногайские орды. А затем ещё раз обратиться к здравомыслию хана.
— Заупрямится басурманин, — предостерёг Разумовский.
— Тогда вторжение! — воинственно воскликнул Чернышёв. — Разгромим тамошние турецкие крепости, изгоним неприятеля из Крыма — хан сговорчивее станет...
На следующий день — 16 октября — Екатерина подписала рескрипт Петру Панину.
* * *
Октябрь — ноябрь 1769 г.
Продрогший от холода, весь заляпанный грязью, нарочный офицер тяжело сполз с седла — карету со сломанным колесом он оставил на станции, — еле переставляя ноги, вошёл в приёмную комнату и усталым, сдавленным голосом потребовал, чтобы командующему доложили о высочайшем рескрипте.
— Их сиятельство отошли ко сну, — пояснил адъютант, зевая. — Давайте пакет!
— Приказано вручить без промедления лично в руки его сиятельства.
— Хорошо, я доложу, — снова зевнул адъютант.
Он встал из-за стола, подошёл к двери спальни, осторожно постучал в неё и, услышав невнятный возглас, приоткрыл.
— Прошу простить, ваше сиятельство, — громко зашептал он в щель, — но вам срочный пакет из Петербурга.
Через минуту в двери показался Панин, одетый в длинную белую рубашку, в ночном колпаке с кисточкой, свисавшей до плеча. Щурясь от света канделябра, стоявшего на столе у адъютанта, он недовольно буркнул:
— Где пакет?
— Приказано вручить лично, ваше сиятельство! — вытянулся офицер. С его мокрой одежды на пол натекла грязная лужица.
Панин взял пакет, сломал восковые печати, развернул бумаги и, чуть склонившись к свечам, стал читать.
«Мы за благо рассудили сделать испытание, не можно ли будет Крым и все татарские народы поколебить в верности Порте Оттоманской внушением им мыслей к составлению у себя ни от кого не зависимого правительства», — писала Екатерина.
Панин перечитал предложение ещё раз, удовлетворённо хмыкнул, подумав, что с буджаками он поспел вовремя... «Надо будет завтра же отписать в Петербург. И число отметить — 12 октября, — чтобы там увидели моё предвосхищение...»
О буджаках он подумал не случайно. После падения Хотина и Ясс турецкий везир увёл своё войско за Дунай, бросив ногайские орды перед могучей российской армией на произвол судьбы. Оценив положение, Панин решил незамедлительно воспользоваться настроениями недовольства и подавленности, охватившими ордынцев. 12 октября он отправил кошевому атаману Петру Калнишевскому письмо, в котором потребовал выбрать из запорожских казаков несколько человек «надёжных и острых, с знанием татарского и турецкого языков и всех жилищ их основания и нравов» и послать их в буджакские аулы для склонения мурз в пользу «приступления Буджакской орды под скипетр и защищение» российской государыни. А за это орде обещалась свобода от нападений российских войск и турецкого рабства, право жить особым народом и управляться по своим законам и обычаям.
...Панин снова стал читать рескрипт.
«Сочинена здесь форма письма от вашего имени хану крымскому. Письмо в Крым удобнее отправить через татарских пленников. Ежели крымские начальники к вам не отзовутся, в таком случае останется возбудить сообща в татарах внимание через рассеяние копий с письма по разным местам, чем по малой мере разврат в татарах от разномыслия произойти может...»
Кроме того, в рескрипте отмечалось, что для организации «испытания» Панин может взять себе в помощь из Киева канцелярии советника Веселицкого.
Вторая бумага, лежавшая в пакете, была образцом письма к татарам. В ней высоким слогом изъяснялись мотивы, побудившие Россию обеспокоиться судьбой Крымского ханства:
«Хотя по вероломно разорванном Портой миру её величество и принуждена была поднять оружие своё на все турецкие области, но по своему человеколюбию и великодушию она сожалеет о пролитии невинной крови тех, которые не только не принимали участия в разрыве вечного мира, но и сами содержатся в порабощённом подданстве Порты. А потому искреннее желание её величества состоит в том, чтобы Крыму и всем принадлежащим к нему татарским ордам доставить на вечные времена благоденственное существование, не зависимое ни от какой державы, в чём Россия ручается своим покровительством. Вполне свободное, основанное на народном законе и обычае управление татар на будущее время — есть непреложное желание её величества...»
