— Не гневайте её величество. В её власти сделать ногайские орды, что верностью подтверждают дарованные им милости, вольными и независимыми. И хана особого им избрать она может дозволить. Что тогда останется от Крымского ханства?.. Пшик! Один сей полуостров — вот и все земли... Подумайте, прежде чем отсылать нарочного в Петербург.
Веселицкий знал позицию императрицы и Совета по отношению к ордам, но сейчас — на свой страх и риск — запугивал ахтаджи-бея.
— Я перескажу хану и дивану ваш совет, — пообещал Абдувелли. — Но сомневаюсь, что его признают полезным.
— Как скоро я получу ответ?
— К вечеру вернусь...
Ответ, с которым пришёл ага, был прежним: татары отдавать крепости отказались.
— Ну что ж, — вздохнул Веселицкий, с подчёркнутым сожалением посматривая на Абдувелли, — коль вы не хотите нашего защищения — Бог с вами. Но прошу подготовить подробный письменный ответ... — Ага молча кивнул. — Только потом не жалуйтесь, если его сиятельство князь Долгоруков осерчает! В твёрдости предводителя исполнить волю её величества вы уже смогли убедиться летом.
В глазах Абдувелли промелькнул испуг. Он быстро попрощался и ушёл.
На следующий день, когда Пётр Петрович отдыхал после сытного обеда, его побеспокоил ханский чиновник.
— Завтра в полдень его светлость ждёт вас во дворце.
— Зачем?
— Диван заседать будет...
В указанное время Веселицкий прибыл во дворец.
Когда все расселись по местам, отведали кофе, закурили, ширинский Джелал-бей сказал:
— Хан болен... Он поручил мне уведомить тебя о наших просьбах.
Пётр Петрович коротко пожелал его светлости скорейшего выздоровления, а потом, учтиво выдержав паузу, спросил о содержании просьб.
— Крымское общество, — начал бей, — благодарит русскую королеву за заботу об охранении нашего полуострова и имеет искреннее желание помочь ей в этом необходимом деле. Всем известно, какие тяготы и лишения испытали вашие солдаты, освобождая нашу землю от турецкого владычества. Вот почему мы хотели бы облегчить их нынешнюю участь, доставив в зимнее время отдых и спокойствие.
— Каким же образом?
— Мы готовы взять на себя охрану берегов от неприятельских покушений...
Веселицкий не был военным человеком, но в разведывательных делах знал толк и хорошо понимал, что уступить в этом вопросе никак нельзя. Отдать охранение крымских берегов татарам — значит заложить мощную мину в основание всех здешних завоеваний. Лишившись своих глаз на побережье, российское командование останется в неведении турецких происков с моря и не сможет вовремя оказать отпор неприятельскому десанту, если такой приключится. Надо было увильнуть от прямого ответа: сказать «да» Веселицкий не мог, а говорить «нет» не хотел, полагая, что время сжигать мосты ещё не пришло.
— Ваше предложение весьма привлекательно, — заметил Пётр Петрович, изобразив на лице задумчивость. — Солдаты действительно нуждаются в покое и отдыхе. Однако такие вопросы — не в моей власти... Вам надобно сделать представление его сиятельству. Армией командует он — ему и решать.
— Мы сделаем это. А пока вы уведомите командующего здешним корпусом, что мы готовы в ближайшие дни сменить русскую охрану, — повторил Джелал-бей.
— Я напишу ему... Только господин генерал-поручик Щербатов давно болеет и от дел ныне удалился.
— Он оставил за себя Турген-пашу.
— Господин генерал-майор Тургенев принял команду на время. До выздоровления его превосходительства. Без его разрешения он не отважится удовлетворить вашу просьбу.
— Тогда пусть Щербат-паша разрешит! — нажимал Джелал-бей. — Писать-то болезнь не мешает.
Но Веселицкого сломать было нелегко.
— Его превосходительство непременно это сделает после того, как получит повеление его сиятельства Армией командует он.
Пётр Петрович умело замкнул круг рассуждений, по которому теперь можно было ходить бесконечно долго. Джелал-бей тоже это понял, помолчал и переменил тему:
— Хану всё чаще стали доносить сведения о притеснениях, что творят над его подданными русские солдаты, квартирующие в здешних гарнизонах. Как совместить эти притеснения с той дружбой, в которой мы нынче состоим?
