— Про Ивана-дурака хочешь?
Старик помялся, потом утвердительно покачал головой.
Феня прочла сказку.
— Все понял, дедушка?
После минутного раздумья старик ответил:
— Однако нет. Какой конь, как птица, летать может?
— Так это же сивка-бурка, дедушка! — удивилась его непонятливости Феня. — Это не простой конь.
Хутунка все равно ничего не понял, вздохнул, принялся за побрякушки.
— Дедушка, — осторожно сказала Феня, бросив многозначительный взгляд на мать. — У нас в школе скоро будет устроен музей. Знаешь, что такое музей? — И она объяснила ему как можно понятнее. — Ты подари нам для музея бубен, кости и халат. Честное слово, подари, дедушка! Николай Павлович сказал, что в музее нужно шамана поставить.
Никифора словно обухом ударило. Он побледнел, повел испуганными глазами и, схватившись за голову, закричал:
— Матрена-а-а! Слышишь, Матрена! Они меня в школе хотят поставить! — Он растянулся на оленьих шкурах, зарыдал и стал рвать на себе халат.
Матрена обмерла от страха. Она подбежала к отцу, склонилась над ним, пытаясь схватить его за руки, но он оттолкнул ее.
— Хотят меня в школе поставить! — еще страшнее кричал старик. И в эти минуты никто бы, конечно, не справился с теми злыми духами, которые в несметном количестве поднялись со дна его души.
Матрена шикнула на Феню:
— Что глупости говоришь! Родного дедушку в школу ставить разве можно?
— Да нет же, мама, — ничуть не испугавшись, пояснила Феня. — Не дедушку, его одежду. Халат, бубен, кости. А самого шамана мы из глины сделаем.
Девочка постояла минуту и, видя, что ей никакого толку здесь не добиться, вышла из дому.
Не выдержал-таки старик, ушел в Коппи. Ушел один, ночью, ни с кем не простившись, спрятав в мешок из рыбьей кожи халат, расшитый ярким орнаментом, бубен, побрякушки и какие-то железки на проволоке, которые недавно смастерил.
Матрена вынесла ему в чумашке разной еды на дорогу, но старик взял только ломоть хлеба, кусок юколы и несколько пучков сушеной черемши. Остальное отдал назад. Не оборачиваясь, спустился к реке, отвязал свою старенькую ульмагду и поплыл в ней вниз по быстрому Тумнину.
Только спустя четыре года Никифор Хутунка нежданно-негаданно вновь появился в Уське-Орочской.
Узнав случайно, что охотники убили тигра, старик прилетел на самолете хоронить священного зверя.
— Полет, однако, много стоит, — первым делом заявил он, когда в дом к Матрене собрались соседи, чтобы посмотреть на Никифора. — Пускай соберут деньги. — И только после этого спросил: — Где Амба?
Надев свой старенький халат, он вынул из мешка бубен, костяные побрякушки, несколько пучков сушеного багульника, связку старых ключей и все это аккуратно, как хирург перед операцией, разложил на столе. Кто-то из присутствующих сказал, что тигра уже давно похоронили, но Хутунка сделал вид, что не слышит.
Действительно, тигра уже не было. От него остались только кости, обглоданные собаками и закопанные на берегу Тумнина. Правда, над холмиком не забыли поставить небольшой амбарчик на сваях, как того требовал древний обычай.
Николай Павлович рассказал мне довольно подробно всю эту историю.
Тигр — священный зверь. Убив тигра, охотники обязаны похоронить его с почестями, по всем правилам. Первым долгом, мертвую тушу облачают в одежду, какую орочи носят во время зимней охоты. Задние ноги тигра засовывают в широкие меховые штаны, а на передние лапы надевают рукавицы. На голову натягивают огромную пушистую шапку. После этого сооружают особый амбарчик на сваях и кладут в него мертвого зверя. Старейший рода ножом прирезает собаку, которую закапывают в землю рядом с амбарчиком. Так возникает «ху-ми», могила тигра, место священное для всего стойбища. Ежегодно, перед началом охоты, орочи приходят к ху-ми и просят у тигра удачи на весь год. Причем первыми должны прийти те, которые его убили. Но тигр очень редкая добыча.
Вот почему Хутунка, когда до него дошла весть о том, что Сидор Иванович Акунка застрелил тигра, собрал все свои сбережения — сто два рубля — и прилетел в Уську...
Охотники встретили тигра в Ягодной пади — небольшой, узкой долинке между двумя скалистыми сопками. Их было трое: Акунка Сидор Иванович, Тиктамунка Арсений Федорович и Петр Наумович Бисянка. Пристав на ульмагде к берегу, они первым делом отыскали место посуше, где можно развести костер.