Валентина Федоровна заметила девушку и решила вмешаться в ее жизнь. Однажды, застав ее одну в доме, она вызвала Таню на откровенный разговор.
— Ты молодая, учись, посещай ликбез! — говорила Валентина Федоровна. Девушка испуганно молчала, не зная, что ответить учительнице. — Я поговорю с Николаем Павловичем, устроим тебя на работу. Хочешь работать при школе?
— Хочу, однако. — Глаза Тани наполнились слезами. Никто с ней так не разговаривал прежде, никто не думал о ее тяжелой жизни.
— Ну что же ты плачешь? Дадим тебе комнату при интернате. Будешь учиться. Ладно?
Девушка схватила руку Валентины Федоровны и крепко прижала к своей груди.
Ей, как и было обещано, отвели маленькую комнатку, рядом с кухней, поставили койку, дали две смены чистого белья. Валентина Федоровна показала, как надо убирать постель. Вырезала из белой бумаги занавески и повесила их над окном и дверью.
Таня была счастлива. Валентина Федоровна не узнавала девушку. Все в ней переменилось. Таня чистила зубы порошком, умывалась с мылом, убирала комнату, складывала одеяло точно так, как это делала Валентина Федоровна. Танину комнату Сидоровы даже назвали образцово-показательной и посылали орочек учиться у Тани, как надо жить.
Перед женским праздником 8 марта Валентина Федоровна решила вместе с Таней пройтись по домам орочей. Уборкой своих помещений орочи себя не утруждали, никогда не проветривали меховых подстилок, на которых спали. Железные их печурки дымили, на стенах жилищ лежал толстый слой копоти и сажи.
В доме Архипа Тиктамунки, угрюмого охотника, который держал в страхе всю семью, Валентина Федоровна застала его жену Ольгу Ивановну. Она плакала.
— Что с вами, Ольга Ивановна? — спросила учительница своим мягким, грудным голосом.
Ольга Ивановна утерла рукавом слезы, но не ответила.
Детишки с любопытством смотрели на учительницу, а девочка лет трех подползла к ней и стала играть шнурками на ее ботинках.
Мать закричала на девочку, и девочка отпрянула в сторону, но потом снова приблизилась к учительнице и снова принялась забавляться шнурками.
— Скажи, Ольга Ивановна, Валентине Федоровне, почему плачешь, — обратилась Таня к женщине на языке орочей.
Испуганно взглянув на дверь, Ольга Ивановна ответила, что Архип Тиктамунка не разрешает ей принять участие в женском празднике. Она хочет сшить себе новое ситцевое платье с цветочками, а он спрятал материю и не дает.
— Успокойтесь. Я поговорю с Архипом Петровичем, — пообещала Валентина Федоровна. — А комнату вы, Ольга Ивановна, когда будете белить? Может быть, вам помощников прислать? У Феклы Петровны девочки белят комнату, можете пойти посмотреть.
— Какие девочки? — спросила Ольга Ивановна, взглянув на Таню.
— Наши школьницы, — сказала Валентина Федоровна. — Они всем помогать будут. А если хотите, и мы с Таней вам поможем.
— Нет, я сама. Фекла Петровна старая, ей помогать нужно, а я сама...
Валентина Федоровна усомнилась: ведь Ольга Ивановна не умеет приготовить мел. Впервые в жизни стойбища заговорили о побелке.
Ольга Ивановна вдруг засуетилась, подбежала к печурке, подкинула в огонь хворосту. На пороге показался Архип Тиктамунка — приземистый, плотный, на коротких ногах. Он зло посмотрел на жену, снял шапку и бросил ее в угол.
— Здравствуйте, Архип Петрович, — заговорила Валентина Федоровна. — Мы тут решаем, как лучше отметить большой женский праздник. Соседи белят, убирают комнаты. Мужья новые платья дарят женам. Я думаю, что и Ольга Ивановна придет на праздник в новом платье. Как же она, молодая, красивая женщина — и вдруг без нового платья!
Тиктамунка посмотрел на Ольгу Ивановну из-под мохнатых, хмурых бровей, резким движением вынул трубку изо рта, достал из-за пазухи ключ и отпер сундук. — У моей жены вот какое платье будет! — Он кинул на оленью шкуру кусок яркого, в ромашках, ситца. — Сто рублей стоит! Шей, однако, Ольга Ивановна!
Валентина Федоровна потрогала ситец, посмотрела его на свет, похвалила. То же самое проделала и Таня.
— Такой хорошей жене, как Ольга Ивановна, этот материал как раз к лицу, — сказала Валентина Федоровна.
