В центре комнаты на полу, на большом листе жести, поставили двенадцатилинейную лампу, обложили ее хворостом и красной бумагой. Затем приколотили к полу две рогатины и положили на них толстую еловую ветку так, чтобы она пришлась над самым костром, и подвесили к ней большой котел, принесенный из школьной кухни.
Как только ранние зимние сумерки опустились на стойбище, орочи стали собираться в школу. Входя в помещение, они в нерешительности останавливались, но тут появлялись Валентина Федоровна или молодая учительница Анастасия Петровна и провожали гостей к костру.
— Садитесь, пожалуйста! Будьте как дома!
Орочи садились на пол, пугливо поглядывали по сторонам, не понимали, где они. Вокруг них была тайга. Среди зеленых сопок серебряной лентой вился Тумнин. Чистые воды горной реки отражали вечерний закат. На причалах, наполовину сдвинутые на воду, стояли долбленые лодки-ульмагды с широкими утиными носами. Горел костер. Струйки пара поднимались из котла, в который Валентина Федоровна положила заранее сваренную картошку.
Гости начинали понемногу осваиваться. У костра, среди родной природы, они почувствовали себя так, что никто из них не напомнил о том, что за окнами морозный ветер метет поземку, что река скована крепким льдом и что тайга стоит вся в мохнатом снегу.
Когда все собрались и Николай Павлович приготовился открыть вечер, среди гостей возникло волнение, а старухи даже поднялись со своих мест. Пришел Никифор Хутунка — шаман. Ни на кого не глядя, он сел у самых дверей и, подперев кулаком щеку, стал рассматривать декорации.
Николай Павлович тоже сел, как сидели орочи, подобрав под себя ноги. Он уже каждого из присутствующих знал в лицо, знал и по имени-отчеству.
— Дорогие друзья, — сказал он, — мы собрались для того, чтобы лучше узнать друг друга. Мы с Валентиной Федоровной приехали к вам из города учить ваших детей. Мы постараемся воспитать их здоровыми, грамотными. Но я думаю, что и взрослым тоже учиться нужно. Правда?
— Правда, конечно! — крикнул Павел Еменка.
— Грамота то же самое, что свет. Она освещает человеку дорогу. Человек, который умеет читать и писать, есть сильный человек. Ему всегда все видно, ему ничего не страшно в жизни. А неграмотный — все равно что охотник без ружья, совсем слабый. Как вы думаете?
Орочи молчат. Николай Павлович начинает развивать свою мысль.
— Скажем, идут по тайге два охотника. У одного ружье, у второго ружья нет. Вдруг из зарослей медведь. Тот охотник, который с ружьем, чувствует себя уверенно. Он сильный. А который без ружья — думает, как бы удрать. Потому что он слабый. Ему нечем убить зверя.
— Можно ножичком, чего там! — опять крикнул Еменка, гордый тем, что находит быстрые ответы на вопросы учителя.
Тихон Акунка, который сидит с ним рядом, толкает его кулаком в бок: нечего, мол, перебивать учителя.
— Без ружья худо, конечно, — соглашается Тихон Акунка, и все обращают на него свои взгляды.
Женщины сидят впереди мужчин, ближе к костру, и курят трубки. Одна из них, пожилая орочка с маленьким морщинистым личиком, набив трубку, потянулась к костру, чтобы взять горяшую тростинку. Тростинки там горящей, конечно, нет, и Николай Павлович подает женщине спички.
Она кивает головой, прикуривает и кладет спички на пол, чтобы ими могли воспользоваться другие.
— Зимние вечера очень долгие. Время у всех есть. Будем собираться здесь, в школе, — продолжает Николай Павлович. — За зиму каждый из вас научится читать и писать. Как вы думаете, дорогие друзья?
— Однако худо не думаем! — отвечает Михаил Намунка. — Каждый придет, конечно.
— Женщинам, наверно, тоже можно? — спрашивает молодая орочка, отняв от груди ребенка. Круглое с крепким загаром лицо ее красиво. Только трубка, которую она все время держит в зубах, несколько безобразит ее.
— Да, всем надо учиться. И женщинам и мужчинам. — Николай Павлович очень доволен тем, что молодая орочка осмелилась заговорить. — И вам, Матрена Никифоровна, непременно надо. Вы молодая, вся жизнь ваша впереди.
Матрена Никифоровна, польщенная тем, что ее так уважительно, по имени-отчеству назвал учитель, кокетливо поправила прическу. Ребенок заплакал, и Матрена, никого не стесняясь, обнажила грудь и дала ребенку.
