Прошло уже пять дней, а Тумнин еще не замерз. Холодные ветры почти безостановочно гнали шугу. Север, однако, всегда остается севером. Мороз ударил неожиданно. Захваченная в пути шуга остановилась. Лед накрепко сковал Тумнин. Сидоровы не совсем понимали, почему нужно непременно двигаться по реке, неужели нельзя ехать берегом? Но вскоре они убедились, что проезжих берегов здесь почти не существует. Река — единственный путь среди хаотического нагромождения сопок, отвесных скал, леса...
На санях из Уськи приехал председатель сельского совета Михаил Намунка. Он хорошо знал даттинского рыбака и, встретив его, справился, где остановился новый учитель.
— У меня. Где же?..
Сидоровы усадили гостя за стол, принялись угощать его. Михаил Намунка, помолчав немного, сказал, что на дворе еще остался Еменка Павел. Николай Павлович побежал за Еменкой.
— Рассказывайте, что у вас там нового? Только не стесняйтесь. Нам ведь долго придется жить вместе, — расспрашивал учитель, когда Еменка тоже был усажен за стол.
— Кто знает, долго ли? — ответил Еменка, с хитрецой посмотрев на председателя.
— Почему вы так думаете? — испуганно спросила Валентина Федоровна.
— Можно жить, конечно, — односложно и равнодушно произнес Намунка. Он достал из кармана трубку, закурил. — В городе лучше, чего там.
Сидоровы поняли, куда он клонит. «Что ж, — подумал каждый из них, — поживем — увидим».
— Вы напрасно говорите так, — сказал Николай Павлович со смутным чувством тревоги.
Из города они захватили много продуктов, даже две бутылки водки, на случай сильных морозов, и Николай Павлович выставил их на стол. Пригласили к завтраку и хозяина дома. Старик долго жил в Датту, знал орочей, в его присутствии — так казалось Николаю Павловичу — разговор пойдет откровенней.
— Далеко отсюда до Уськи? — поинтересовалась Валентина Федоровна, стараясь быть спокойной, хотя ей было обидно до слез, что с таким недоверием отнеслись к ним орочи. И она вспомнила разговор в отделе народного образования.
— Одна ночь, а к вечеру будем, — ответил Михаил Намунка.
— Как бы не застудить нашу дочку!
Еменка поспешил успокоить Валентину Федоровну.
— Однако ничего. В медвежьи шкурки мало-мало завернем. Спать будет.
— Спасибо!
— Потом спасибо скажешь!
— Всех орочей в одно место собрать нужно! — говорил, склонившись к Николаю Павловичу, Михаил Намунка. — Много людей живет в шалашах, не хотят в Уську ехать. В школу тоже трудно будет всех детей собрать. Пурга будет если, как детишки пройдут? Не пройдут, конечно.
— В райкоме партии ставится вопрос об организации школьного интерната.
Орочи обменялись недоуменными взглядами.
— Интернат, — пояснил Николай Павлович, — это такой дом, где все дети будут жить вместе. За счет государства их будут кормить, одевать.
— Однако все равно трудно будет, — заметил Намунка.
— Какой отдаст мальчонку в интернат, а какой не отдаст. — Маленькие острые глазки Еменки хитровато заблестели.
— Придется с вашей помощью разъяснить людям, объяснить им, — сказал Николай Павлович.
— А шаман у вас есть? — спросила Валентина Федоровна.
— Есть, конечно! Никифор Хутунка! Когда шибко больной кто будет или какой праздник — он всегда шаманит.
— А грамотных много? — спросил Николай Павлович. — Вот вы, например, можете читать и писать?
— Однако нет. Тихон Акунка, тот мало-мало знает.
— Как же вы сельсоветом руководите, трудно ведь без грамоты?
— Катюша Иванова есть. Секретарь. — Михаил Намунка покраснел от смущения.
— Будем учиться, — сказал Николай Павлович.
— Не худо бы!
Валентина Федоровна поставила на стол сковороду с жареной колбасой, открыла несколько банок с мясными консервами, со сгущенным молоком, Николай Павлович откупорил бутылку.
— Ну, за встречу! Будем здоровы!
Выпили, но закусывать орочи не хотели. Они только вытерли губы рукавами меховых курток.
— Почему не едите? — удивилась Валентина Федоровна.
— Его никогда не кушает, когда пьет, — с этими словами Еменка снял с пояса охотничий нож и нерешительно подцепил им ломтик колбасы.
Когда еще выпили по стаканчику, правило было нарушено — стали есть консервы ножами.
