Но Тихон или не понял, чего она хочет, или сделал вид, что не понимает, и пошел следом за ней.
— Куда же вы? — спросила она. — Потом еще заблудитесь.
— Чего там, не заблудимся.
Александр Намунка немало испугал женщину, когда вытащил из-за пояса топор и сделал на тополях, росших возле музея, несколько зарубок.
— Хорошие люди в городе, — говорил Тихон, когда, проводив женщину до ее дома, орочи возвращались к музею.
— Ничего, конечно! — согласился Михаил Намунка.
Улица, по которой они шли, не была освещена. Но охотники шагали уверенно, ясно различая зарубки, которые по старой таежной привычке сделал, то здесь то там, на деревьях Александр Намунка.
Орочи не стали будить Арсеньева. Постояв у запертой калитки, они достали из мешков барсучьи шкурки и, расстелив их на траве в палисаднике, легли. Но было холодно, и Тихон, собрав вокруг сухие ветки, решил развести костер. Он нашел кусок доски у забора, расщепил его топориком, ловко зажег на ветру огонь. Тихон даже хотел вскипятить воду в чайнике, но речки поблизости не было, а бежать на Амур далеко.
Огонь костра разгорался. Сизый дымок поплыл над улицей. В доме, в одном из окон первого этажа, зажегся свет, на белой занавеске появился силуэт женщины. Орочи испуганно переглянулись. Тихон стал поспешно разбрасывать костер, но Михаил Намунка остановил его.
— Худое дело, — сказал он и прислонился к тополю.
Александр Намунка подошел к окну. Подтянулся на руках и заглянул в комнату. Женщина убирала со стола посуду. Она была в длинном халате, с распущенными волосами.
Свет в доме вскоре погас. Орочи не знали, что и делать. Костер догорел, поддержать его было нечем. Тогда Тихон подошел к запертой калитке и сильно толкнул ее плечом. Калитка не подалась. Но зато, громыхая цепью, во дворе забегала и залаяла собака. В окнах вновь зажегся свет, а одно из них распахнулось, и мужской голос спросил:
— Кто здесь? Кого вам нужно?
— Капитана Арсеньева! — ответил Александр Намунка. — Его орочи пришли.
— Какие орочи? — переспросил тот и закрыл окно.
— Пришли, все-таки! — воскликнул кто-то другой, уже во дворе, за калиткой.
— Из-за перевала пришли, — объяснил Александр Намунка теперь более уверенно, чем раньше.
— Знаю, что из-за перевала. Знаю...
Со скрипом отворилась калитка. Перед орочами появился Владимир Клавдиевич. Без шапки, в наскоро накинутом на плечи пальто, шагнул к ним. Александр Намунка не успел хорошенько разглядеть Арсеньева, как тот уже обнял его за плечи, привлек к себе. Потом Арсеньев схватил руку Тихона, сильно потряс ее.
— Еще кто? — спросил он.
— Намунка Михаил еще.
— Где же он? — спросил Арсеньев и, заметив под тополем ороча, подозвал его к себе. — Намунка Михаил? Помню, помню. Смелее идите, смелее...
— Владимир Клавдиевич, наденьте пальто как следует, ветрено, — сказала та женщина, которую Александр Лазаревич уже видел, когда заглядывал в окно.
Но Арсеньев не обратил внимания на ее слова.
— Друзья мои, — говорил он, увлекая за собой гостей. Вдруг громко закашлялся, худые плечи его вздрогнули.
В комнате, усаживая орочей, он смеялся над тем, как Тихон разжигал под окнами костер.
— Правильно сделали, холодно! Выпьем чайку, да погорячей. Согреетесь.
За столом орочи чувствовали себя неловко. Михаил Намунка сидел на самом краю стула, и его тянуло сесть на пол.
Тихон внимательно разглядывал комнату, картины на стенах, красочные тарелки, чучела птиц, оленьи рога. Он был подавлен обилием предметов. Он переводил взгляд со стены на стену, потом глядел на Арсеньева, и ему не верилось, что этот худой с бледным лицом человек есть тот самый капитан Арсеньев, которого он видал когда-то в шалаше Александра Намунки.
— Что, капитан, здоровье худо? — спросил Александр Лазаревич, тоже заметив во всем облике Владимира Клавдиевича большую перемену.
— Почему худо? Я еще в тайгу собираюсь. Скучно без тайги, без сопок.
— Однако верно. — Александр Лазаревич оживился. Он подошел к кушетке, на которой лежали вещевые мешки, и достал новые унты — подарок орочей Арсеньеву. — Это, капитан, тебе. Его долго носи-носи на здоровье.
