Снова раздался его отвратительный смех.
— Во-вторых, я не люблю упрямцев… Точнее, они меня не любят. Когда я вижу типов с разбитыми физиономиями, вроде вас, я не могу сдержаться!
Он внезапно просунул руку между прутьями и одним движением влепил пощечину обоим… Должно быть, он уже давно тренировал свой номер, все произошло молниеносно.
— Ничего не могу с собой поделать, — сказал он тоненьким голосом, странным образом контрастирующим с его статью. — Как собаке, увидевшей дерево, охота пописать, так и мне не терпится вмазать… Понимаете?
Оба заключенных промолчали, и он рявкнул:
— Поняли?!
— У меня полный порядок со слухом, — пробормотал тот, что пониже.
— Я тоже не глухой, — сказал другой, — тут мне грех жаловаться!
Дерьмо, выплюнув цветок в камеру, провел своим омерзительным языком по толстым губам…
— Похоже, вы те еще фрукты! Ну ладно, посмотрим… Посмотрим…
Уже поворачиваясь, чтобы уйти, он добавил:
— Должен вас предупредить: тот парень, вместе с вами, он немой… Немой, убивший свою жену. Надеюсь, вы уживетесь. На всякий случай предупреждаю сразу: драк у нас не любят!
Он окинул их тяжелым взглядом, одного и другого.
— Пока!
Повернулся и ушел насвистывая.
Когда Дерьмо ушел, они еще какое-то время продолжали стоять неподвижно, не глядя друг на друга. Затем как будто что-то щелкнуло. Время, до этого как бы проходившее мимо них, вдруг вырвало узников из оцепенения и увлекло в своем безостановочном беге. Они впервые взглянули друг на друга. Они рассматривали друг друга с животным интересом, подобные двум встретившимся хищникам. Наконец, один из них — с заплывшим глазом — пожал плечами и оглядел камеру. Здесь имелось трое нар, устланных соломой и накрытых покрывалами. Немой занимал дальние.
Мужчина с разбитой губой указал рукой на жалкие ложа.
— Единственная свобода, которая осталась у нас, — ухмыльнулся он, — это возможность выбрать себе кровать. У вас есть какие-нибудь предпочтения?
Другой шлепнулся на ближайшие нары.
— Здесь не железная дорога, — вздохнул он. — По ходу движения или против…
Он вытянул ноги и скрестил руки за головой.
— Меня зовут Франк, — добавил он. — Фамилия теперь не имеет значения, я ее оставил при входе… в книге для посетителей… Что мне здесь нравится, так это то, что можно обойтись безо всяких документов…
Его спутник бросился на кровать лицом вниз. Вытянув руки вдоль туловища, он зарылся головой в вонючую солому. Она пахла потом и еще какой-то дрянью. Запах был острым и одуряющим, впрочем не таким уж и противным, если привыкнуть.
— А меня Ал, — ответил он наконец.
Голос его казался глухим и едва различимым.
— Можешь мне тыкать, — добавил он, — все равно рано или поздно мы дойдем до этого. Лучше начать сразу!
Франк ответил:
— Спасибо! И взаимно…
Немой не издал ни звука. Он сидел на кровати и со смиренным видом разглядывал своих новых сокамерников.
Это был маленький худой человечек с желтоватым цветом лица, серыми волосами, большим носом и густыми, кустистыми бровями.
Ал медленно приподнялся на локте и подмигнул немому. Он чувствовал себя выпотрошенным, как труп.
— Ну ладно, — произнес он вслух, — сегодня еще чувствуешь себя не в своей тарелке, а завтра начнешь привыкать…
Франк вздрогнул:
— К чему привыкать?
Его спутник неопределенно повел рукой.
— Ну… ко всему! К тюряге… ко всему остальному… Я привыкну к тебе, ты ко мне… Жизнь — хорошая штука!
— Что-то я сомневаюсь…
— В чем ты сомневаешься… Что привыкнешь ко мне?
— Да, — со злостью ответил Франк. — И еще в том, что жизнь хороша! Иногда она такую рожу тебе состроит!
Он пальцем показал на немого.
— Вот, посмотри, на что она похожа, твоя жизнь, идиот чертов!
Вместо того чтобы рассердиться, Ал улыбнулся. Немой сделал усилие, пытаясь уловить смысл, он видел, что речь шла о нем, но вновь прибывшие смущали его. Они не походили на других заключенных!
— Ты первый раз попал сюда? — поинтересовался Ал.
— Тебе-то что?
— Да, в общем, ничего…
— Тогда в чем дело?
— Ты знаешь, говорить ни о чем тоже одна из необходимых привычек! В этом занятии время нам не помощник. Время! Смешно подумать, обращал ли я на него раньше внимание! Конечно, я ведь водилой был… Ну, теперь…
