Длинную ночь населяли странные звуки. Они не спали, ни тот, ни другой. Заложив руки за голову, на протяжении бесконечных часов разглядывали синий, покрытый пылью ночник, размышляя о своем новом положении.
Иногда оба вздрагивали, когда немой начинал задыхаться и стонать во сне или когда темноту разрывал ночной крик, столь обычный для перенаселенного помещения.
Они не обменялись ни одним словом. Время от времени лишь поворачивали головы друг к другу и обменивались взглядами. Затем снова ложились на спину, уставившись в высокий потолок камеры. Зарешеченное вентиляционное отверстие походило на зловредную отвратительную пасть, смеющуюся над их бедой.
В самой глубине этого таинственного мира, ни на минуту не умолкая, слышался тяжелый рокот. Гул близкого океана. Когда через забранную решеткой форточку проникла заря и побледнел свет ночника, им показалось, что гул этот стих. Но это всего лишь усталость приглушила окружающие звуки. Почти одновременно погрузились они в полузабытье, унесшее их от реальности в радужную и теплую туманность.
Крики, ритмичный шум шагов вырвали их из оцепенения.
Дерьмо провел резиновой палкой по решетке камеры, как музыкант по струнам арфы.
— Все в душ!
Его опухшая физиономия прилипла к прутьям.
— Эй, новенькие, вам тут что, домашний пансион?
Он повернул ключ и приоткрыл дверь.
— В колонну становись! Руки за спину! Разговорчики, скоты! Попробуйте вякнуть и почувствуете мою палку на своих боках!
Первым пересек порог немой. В свете коридорных ламп его лицо казалось еще желтее. Он моргал своими маленькими крысиными глазками с белесоватыми ресницами. Дерьмо выдал ему каждодневный пинок под зад.
Он рассмеялся, гордый своим убожеством, доведенным до совершенства и демонстрируемым каждое утро с блаженным видом.
Немой побежал становиться в строй заключенных, угрюмо ждущих приказа к отправке.
Ал и Франк присоединились к ним.
— Вперед! Шагом марш!
Колонна двинулась, окруженная вооруженными охранниками. Душевая была расположена этажом ниже.
Здесь не было никаких излишеств. Штук двадцать открытых кабинок без занавесей вдоль стены. Все оборудование заключалось в душевой головке и цепочке для пуска воды.
Заключенные раздевались, вешали комбинезоны на крючки и мылись под присмотром охраны, не перестающей издеваться над ними.
По примеру остальных, Ал и Франк разделись и заняли две соседних кабинки. В пару, заполняющем душевую, заключенные перекидывались словами… Время от времени охранники орали: «Заткнитесь!», но особенно не настаивали… Шум воды поднимал настроение, а духота расслабляла.
Ал бросил взгляд через перегородку, отделяющую его от нового товарища.
Франк заметил это.
— Подсматриваешь?
Ал ухмыльнулся и дернул за цепочку. Теплый дождь пролился на его блестящее тело.
— На теле-то у тебя почти ничего нет! Один синячок для вида и все… Видно, особый упор сделали на физиономию, она больше бросается в глаза!
В соседней кабинке перестала течь вода. Перед ним возник Франк, его лоб пересекала злая морщина.
— Ты опять начинаешь свой балаган?
Глаза Ала были полны воды. Он отпустил цепочку душа, встряхнулся и шагнул вперед.
— Я не начинаю, я продолжаю… Ты ошибаешься, если думаешь, что я поверил в твои дурацкие выдумки!
— Ну все! Мне надоело! — вскричал Франк.
Он поскользнулся на мокром полу и слегка качнулся вперед. Ал решил, что это нападение, и ударил первым.
Раздался мокрый шлепок. Франк скривился от боли: костяшками пальцев Ал задел рану, рассекавшую ему щеку.
— Сволочь! Грязная сволочь!
Он кинулся вперед. Звуки ударов терялись среди гуденья труб и криков надсмотрщиков.
Лицом к лицу, пыхтя и задыхаясь от ярости, они молча дрались в кабинке Ала. Когда удар оказывался особенно болезненным, раздавался короткий вскрик. Глаза, раздраженные водой, были выпучены.
— Черт возьми, да тут какие-то сволочи дерутся!
Набежали надсмотрщики. На заключенных посыпались удары дубинок, и ярость их тут же улетучилась.
На смену одному душу пришел другой, куда более неприятный.
— Настоящие псы, — орал Дерьмо. — Запихните-ка этих обезьян в камеру! И не жалейте кулаков! Я еще зайду к ним, поздороваюсь…
