.
— Да. Или «Perceras le coeur» [35] .
— Еще лучше. Тут, кажется, не хватает пары букв.
— А теперь ваша строчка с «вой».
— Какой вой?
— Да не «вой», а «свой».
— Чей?
— Да не «чей», а «вой».
— О Боже! «Сам»! Клянусь Юпитером, здесь стояло «сам». «Сам не свой». A la bonne heure [36] . А дальше, я думаю, «de douleur» [37] или что-нибудь в этом роде.
— Очень может быть.
— Какой осторожный! Уверяю вас, так и есть.
— Ну, предположим, вы правы.
— Тогда это говорит нам все.
— Ничего не говорит!
— А я говорю — все. Подумайте. Это написано в день смерти Каткарта. Теперь — кто из присутствовавших в доме мог написать эти слова: «Тебе не разбить моего сердца… сам не свой от горя»? Переберите всех. Я уверен, что это не почерк Джерри, и он не стал бы пользоваться такими выражениями. Полковник или миссис Марчбэнки? Не похоже. Фредди? Даже ради спасения собственной жизни не станет писать письма на французском.
— Нет, конечно нет. Это или Каткарт… или мисс Мэри.
— Чушь! Это не может быть Мэри. Она бы написала «своя», а не «свой».
— Значит, Каткарт…
— Конечно. Он всю жизнь прожил во Франции. Вспомните его чековую книжку. Вспомните…
— Господи! Уимзи, да мы были слепыми.
— Да.
— И послушайте, что я собирался рассказать вам. La Surete[38] сообщила мне, что им удалось проследить судьбу одной из банкнот Каткарта.
— Кому она была отправлена?
— Мистеру Франсуа — крупному владельцу недвижимости неподалеку от Этуали.
— Который, несомненно, сдает внаем квартирки.
— Безусловно.
— Когда ближайший поезд? Бантер!
— Да, милорд, — по первому же зову Бантер появился в дверях.
— Ближайший паром на Париж?
— Поезд отправляется от вокзала Ватерлоо в восемь двадцать, милорд.
— Мы отправляемся на нем. Сколько осталось до отхода?
— Двадцать минут, милорд.
— Возьми мою зубную щетку и поймай такси.
— Сейчас, милорд.
— Но, Уимзи, какое отношение это имеет к убийству Каткарта?
— У меня нет времени, — поспешно ответил Уимзи. — Но я вернусь через день или два. А тем временем… — Он судорожно начал рыться на книжной полке. — Прочитайте вот это. — Он вручил своему другу книгу и исчез в ванной.
В одиннадцать вечера, в то время как расстояние между «Нормандией» и причалом становилось все шире, и закоренелые путешественники укрепляли свои желудки ветчиной с пикулями против морской болезни, а более нервные проверяли надежность спасательных жилетов в своих каютах; в то время как мигающие портовые огни все дальше разбегались вправо и влево, а лорд Питер сводил случайное знакомство с каким-то второсортным киноактером в баре, Чарлз Паркер, недоуменно нахмурившись, устроился перед камином на Пикадилли, 110, и начал свое знакомство с изысканным шедевром аббата Прево.
14
УЖ ЗАНЕСЕН ТОПОР НАД НИМ
Лондон. Тронный зал в Вестминстерском дворце. Вокруг трона на возвышении стоят лорды: слева — светские, справа — духовного звания. Внизу — члены Палаты общин. Входят Болингброк, Амерль, Серри, Нортумберленд, Перси, Фицуотер, епископ Карлейский, аббат Вестминстерский и другие, за ними стража ведет Бегота.
Б о л и н г б р о к
Пусть Бегот подойдет.
И так поведай, Бегот, без утайки,
Как умерщвлен был благородный Глостер?
Кто вместе с королем задумал это
И кто свершил кровавое деянье,
Жизнь герцога до срока оборвав?
Б е г о т
Пусть предо мною встанет лорд Амерль.
«Король Ричард III»
Исторический суд над герцогом Денверским открылся, как только Парламент вновь собрался после рождественских каникул. На первых страницах газеты опубликовали статью «Суд пэров» какой-то дамы-адвоката и эссе «Привилегия пэров: не пора ли ее отменить?» студента исторического факультета. «Вечернее знамя» навлекло на себя неприятности презрительной заметкой, озаглавленной «Шелковый шнур», которая была сочтена оскорбительной, а «Дейли трампет» — орган лейбористской партии — саркастически осведомлялась, почему, когда обвинение выдвигалось пэру, удовольствие от зрелища могли получать лишь несколько влиятельных особ, имевших доступ на Королевскую галерею?
Мистер Мерблес и полицейский инспектор Паркер носились с озабоченными лицами, а сэр Импи Биггз в окружении королевских советников, мистера Глиббери и мистера Браунриг-Фортескью, и еще группы более мелких сателлитов на три дня удалился в полное затворничество. Стратегические планы защиты воистину пребывали во тьме — тем более что накануне сражения она лишилась своего главного свидетеля и пребывала в полном неведении, представит он свои показания или нет.
