— Жизнь — штука сложная, — напомнила Тата.
— Напротив, жизнь проста и ясна, — возразил Талант. — Поступай как должно и будь, что будет.
— Легко сказать.
— Легко предать самого себя и придумать для этого кипу оправданий. А вот быть самим собой, реализовать свои планы — это трудно. Это не каждому по плечу.
Тата молчала, слушала.
— …люди — существа слабые, вероломные, нас, беззащитных предают, не жалея, продают, не торгуясь. А надо — служить. Верой, правдой, минутой, вздохом, причем не на страх, а на совесть. Ведь талант от Бога. И дан не для корысти, не для потехи, а для испытания. Потому сия ноша не каждому по плечу. Это для красного словца говорится «вдохновение», что б дилетантов не пугать. На самом деле талант — это труд. Каторжный. И борьба с собой. Жесточайшая.
— Бедный ты мой.
— А сомнения? Что ты знаешь о сомнениях? Что тебя гложет: подходит или нет платье, удачен ли макияж? А я в вечном недовольстве, всегда изъеден, уязвлен, изыскиваю изъяны в себе. Приемлем ль стиль? Надо ли мое Слово? МОЕ СЛОВО ЛЮДЯМ?! Стоит ли оно потраченного времени или все впустую, зря? А неуверенность? Писатель — не должность. Книга — не наряд на работу, а самоосознание, потребность. Но заслуживает ли труд внимания? Не позором ли завершится литературный подвиг? Найдет ли Книга место в жизни? Или утонет в памяти компьютера ненужным позабытым файлом?
— Больше тебе нечего опасаться. Когда я с тобой, все будет хорошо.
— Теперь когда, ты рядом с Линевым только и начинаются мои страдания. Каждая женщина рядом с Линевым — потенциальная злодейка, искушающая к измене, измышляющая мою гибель. А ты — злодейка стократ. Потому что еще втираешься ко мне в доверие.
— Я не втираюсь. Я хочу с тобой дружить. По-честному, по-настоящему. И слово мое — закон. Я тебя не предам. И Линеву не позволю.
— Не верю! Ни одному слову не верю!
— Не веришь слову?! А делу?
— Ничему не верю!
— Смотри!
Перед Талантом предстал письменный стол. Огромная столешница, две массивные тумбы, множество ящичков и выдвижных панелей, красное дерево, старинная работа. И кресло с высокой гордой спинкой, в резном орнаменте в пару столу.
— Что скажешь?
Молчание порой куда красноречивее слов.
— Я не продаюсь, — выжал из себя обескураженный, поверженный герой в ответ сиятельной женской улыбке.
— Это не все, — игриво зашептала Тата, — не пройдет и часа как осуществится заветная Никитина мечта.
— Какая?
— Я подарю Линеву Дом и Сад. Стол и кресло поставлю в кабинете и распахну окно.
— Что?
— Дом и Сад!
— Не может быть!
— Через час слышишь? Но ты признаешь меня, как прочие свойства!
— За стол и кресло?
— За Дом, Сад, кабинет. За мечту.
— Но это иллюзия, искаженное восприятие реального. Химера. Обман.
— Пусть обман. Но неотличимый от яви.
— Не путай меня!
— Хорошо, перейдем к реалиям. Я займусь издательским бизнесом.
— Что?
— Линев будет писать книги, я — издавать.
— А если у тебя не получится?
— Никита мне поможет. Вместе мы своротим горы. Впрочем, будем реалистами. Возможно, я не сделаю Линева мировой знаменитостью, но уж точно сумею реализовать пару-тройку тиражей, обеспечив нам приличное существование, а Никите — возможность самореализации.
— А! — заорал Талант уже мало, что соображающий от восторга, — да! Да! Да! Бери! Покупай с потрохами! Только не обмани! Не обмани! Пожалуйста, не обмани меня.
— Не обману, — пообещала Тата и вернулась в реальность. Теперь предстояло разобраться со своими демонами.
Из соседней комнаты доносились до отвращения знакомые голоса:
— Что же это делается?! Да, как можно?! Убийца! — причитала Татуся.
— Не ной… — короткое напутствие Татьяна завершила матерным словом. — Мне и так страшно…
Тата подошла к дивану полюбовалась на Линева. Хорош! И колечко на безымянной пальце смотрится отлично. Лечь бы рядом, прижаться тесно …однако следовало заняться делом.
Ее появление осталось не замеченным. Вернее, как бы, не замеченным!
— Видно судьба моя такая, — продолжила Татьяна, — умереть страшной смертью от руки родного человека. Так что не на кого пенять. Не кого винить. А Тату не суди. Она, глупая, обо мне еще не раз пожалеет, да поздно будет…Скажи, что я ушла с без обиды… — засим последовал перечень поводов, по которым Разумница не сочла нужным обижаться, и посыпались наставления: — Еще передай: пусть: цветы поливает, на склад позвонит, перепроверит, как там Камейкин уладил…
