Иван Иванович был другого мнения.
— Может, и пугают, однако сие нельзя оставить без последствий. Вот и маркиз того же мнения, — кивнул он в сторону де Бонака. — Нам должно взять предосторожность и немедля отправить способного человека к его величеству с известием об угрозах везира.
Под способным человеком Неплюев имел в виду курьера Фёдорова с напарником. Они умели передвигаться с великой скоростью, проскальзывать сквозь все заслоны и одолевать все препоны.
— У нас и денег нету для дач, и соболя все розданы. Остались лисы, да и те молью трачены, — уныло произнёс Дашков.
— Да, опустела казна наша, — вздохнул Неплюев. — Давненько обозу не бывало. Государь отлучился, а Сенат про нашу нужду запамятовал.
— Пошлём доношение с рапортом о проторях — что кому дадено и сколь надобно дать для полного умиротворения. Не отлагая, дабы сей же день Фёдоров отправился.
— Иду тотчас сочинять бумаги, — объявил Неплюев.
Заторопился и маркиз де Бонак.
— Вы мне окажете услугу, Жан, если курьер ваш возьмёт письмо и для моего друга маркиза Кампредона.
— Он за ним заедет, — кивнул Неплюев. — Только не помедлите.
Закончивши официальную часть и описав все свои траты и нужды, Неплюев приписал:
«Рассуждают здесь как знатные люди, так и простой народ, чтоб им двинуться всею силою противу России; беспрестанно посылается амуниция и артиллерия в Азов и Эрзерум. Видя всё это, я письма нужные, чёрные, сжёг, а иные переписал в цифры, а сына моего поручил французскому послу, который отправит его в Голландию. Сам я готов варварские озлобления терпеть и последнюю каплю крови во имя Вашего Величества и за отечество пролить; но повели, Государь, послать указ в Голландию князю Куракину[121], чтоб сына моего своею протекцию не оставил, повели определить сыну моему жалование на содержание и учение и отдать его в академию де сиянс учиться иностранным языкам, философии, географии, математике и протчих исторических книг чтения; умилостивься, Государь, над десятилетним младенцем, который со временем может Вашему Величеству заслужить».
«Положил краски погуще, — подумал он, запечатавши письма сургучом. Все они для предосторожности были писаны цифирью: коли курьеров схватят и письма те отберут, чтоб неприятель не мог их прочитать, не ведая ключа. — Нет, не грех это, коли краски положены густо. Коли сенатским попадёт, долго станут чесать в затылках да ждать государева указа. А государь когда ещё будет на Москве-то».
О сыне он уговорился с де Бонаком прежде, благо была надёжная оказия: французский корабль отплывал в Гавр, а затем в Амстердам.
Сына отрывал от сердца — любимец. Однако по себе знал: чем раньше начать учить, особливо языкам, тем лучше выучится. Жена выла, прижимая мальчика к груди: не пущу, не дам! Вопила в голос, так что Иван Иванович застеснялся, увещевал её сначала тихо, а потом ногою топнул и прикрикнул:
— Ежели быть войне, турок нас всех, не исключая и младенцев, заточит в Семибашенный замок. Так прежде бывало. Ты этого желаешь?!
Тут она тотчас замолкла и стала тиха.
В глубине души Иван Иванович не очень-то верил везиру. Кабы не этот злосчастный низовой поход, задуманный государем для очередного приращения земель, а вовсе не для отмщения Дауд-беку за погубление российских купцов, царил бы меж двумя империями мир да благодать.
Ещё не так давно, когда Иван Иванович явился к везиру с очередной дачей, Дамад-паша заговорил не просто о сближении двух могущественных империй, а о союзе меж Оттоманской Портой и Россией. Союз-де этот приведёт к полному замирению всех народов и станет грозою для тех государей, которые задумают развязать войну против России либо Турции.
Неплюев отвечал, что он всецело одобряет мысль великого везира и доложит о том государю. Но внятного ответа на своё доношение он так и не получил. Понял: Пётр не оставил надежды вернуть России Азов и выйти к Чёрному морю.
Пётр Великий! Стало быть, ему должны быть подвластны все моря округ Российской империи. И у Петра Великого должен быть великий флот.
Вот в чём была загвоздка!