Персидские сказки - страница 38

Однажды шах выехал на охоту. За ним следовали его сыновья, потом братья, за братьями — визири, начальник стражи, начальник войска невольников, главный лекарь и главный гадальщик.

В степи на седло шахской лошади сел кузнечик. Шах хотел его схватить, но он спрыгнул, а потом снова сел на седло; шах опять попытался его схватить, но кузнечик опять улетел. Лишь на третий раз шаху удалось поймать его. И вот шаху пришла в голову мысль испытать своего главного гадальщика. Он зажал кузнечика в кулаке, оглянулся назад и закричал:

— Гадальщик, эй, гадальщик!

Тот погнал вперед лошадь и предстал перед шахом.

Шах сказал ему:

— Если ты мужчина, то скажи, что у меня в кулаке?

Видит главный гадальщик, что он опять попал в плохую историю и, возможно, его здесь же велят избить. Стал он размышлять: «Набравшись смелости один-два раза, я благодаря аллаху смог что-то правильно разгадать; мне удалось вылезти сухим из воды и миновать опасность. Но теперь у меня нет пути к спасению, нужно спеть прощальную песнь!» Задумавшись, он невольно произнес:

— Один раз ты прыгнул, кузнечик, второй раз ты прыгнул, кузнечик, а в третий раз попался в шахский кулак, кузнечик!

Шах решил, что он говорит о том кузнечике, который был у него в руке. Он раскрыл кулак, и кузнечик ускакал. Шах, визирь и все, кто там был, очень удивились.

— Нет никого, — сказали они, — кто мог бы его превзойти.

С этого времени гадальщик стал пользоваться большим доверием и уважением. Он столько накопил денег и добра, что нельзя было и сосчитать. Однако он все время беспокоился, как бы его не вывели на чистую воду и не вымели бы метлой из города. «Лучше всего будет, — думал он,— если я все это оставлю и прикинусь сумасшедшим. Тогда меня оставят в покое».

Однажды пришел он к шаху, схватил у него с головы корону и бросил на пол. Не успел шах рассердиться и закричать, как вдруг увидел, что в короне свернулась маленькая ядовитая змейка.

Шах обрадовался.

— Молодец, главный гадальщик, — похвалил он, — опоздал бы ты хоть на одну минуту, и змея сделала бы свое дело.

Тотчас же он потребовал орденский шарф, наградил гадальщика почетным халатом и подарил ему кошелек с ашрафи.

Видит главный гадальщик, что не вышло у него. Однако он не оставил своего намерения и опять решил прикинуться безумным, чтобы избавиться от опасного ремесла.

Однажды, когда он мылся в бане, он решил, что настал подходящий момент. Он выскочил голым из бани и побежал в сторону шахского дворца. Люди, бывшие на улицах и базарах, при виде его говорили:

— О горе, главный гадальщик сошел с ума!

Он же все бежал и бежал, пока не достиг шахского дворца. Не спросив разрешения, он проник во дворец. Слуги и ферраши не успели его задержать. Он помчался в комнату шаха, схватил его за руку и потащил на террасу, а оттуда во двор.

Жены, евнухи, слуги — все выбежали из дворца, но не успели они спросить его, что случилось, как вдруг в комнате шаха рухнул потолок.

Тогда все решили:

— Батюшки! Гадальщик был прав! Он, видно, на основе своей науки понял, что на шаха обрушится потолок. Он все рассчитал и увидел, что если он сначала будет мыться, потом одеваться и не спеша пойдет к шаху и скажет ему: «Пожалуйте наружу!» — то не успеет предотвратить несчастье. Поэтому он так и бежал!

— Да, — согласился шах, — так это и есть. Принесите почетный халат.

Кроме того, визирь правой руки и другие визири пожаловали гадальщику подарки за спасение шаха.

Видит гадальщик — опять не вышло!

В конце концов он собрал свои деньги и вещи и ночью ушел из города туда, где его никто не знал.

Было это или не было, жил на свете одинокий человек без жены и без детей. Дом у него был полная чаша. Подвалы его дома ломились от бурдюков с маслом и сладкими сиропами, от мешков с рисом. В конюшне у него стоял хороший египетский осел, и всякий раз, когда ему хотелось прогуляться, он садился на него верхом.

Однажды этот человек постирал свои штаны и поднялся на крышу своего дома, чтобы повесить штаны на веревку для просушки. Неожиданно поднялся сильный ветер, подхватил штаны и отнес их на соседний двор.

Соседом его был один бедняк, у которого ничего не было, кроме трех глупых дочерей.