Боднул туда-сюда Антоша
головой, как недавно папа бодал, когда старуха Антошина предстала перед ним, и
отворотил-таки свои глаза от взгляда нарисованных святых глаз на стене.
– Ты чего это бодаешься,
отрок, яко козел? – услышал Антоша ласковый голос батюшки.
– Глаза у него страшные,
– сказал Антоша.
– Страшные? Ишь ты!..
М-да... Однако, проняло? Уже хорошо. Не зря, значит, прибежал.
Антоша снова поднял
глаза на изображение и сам утяжелил свой взгляд. Его первое смущение прошло.
"Чего это буду я теряться перед каким-то нарисованным?.." А и то – с
чего это? Перед живыми-то взрослыми никогда не терялся Антоша. Уж на что
серьезно смотрит милицейский участковый, ежишься, когда он вперяется, но
ничего, и его перевзглядил позавчера Антоша. Как стоял насмерть, что не он сжег
кнопки лифта, так и остался стоять, хотя почти с поличным его застукали.
– Однако, ты и фрукт
уже, – сказал тогда участковый, причмокнув и почесав голову.
Много взрослых объегорил
Антоша и ни перед кем не робел. Одному недавно бутылку крашеной воды за
французский коньяк впарил, так и не поморщился. "А ну-ка?.. – Антоша
подошел ближе – А глазки-то у этого покровителя почти как у того объегоренного
простачка – добренькие... Чего это вдруг меня заразнюнило?.."
– Однако, как живой, –
вслух сказал совсем успокоенный Антоша, – а взгляд как у лоха, – совсем тихо
добавил он.
Но священник услышал.
Все это время он внимательно изучающе вглядывался в Антошу. Вздохнул тяжко.
– Как у лоха, говоришь?
А лох– это тот, кого надуть не просто легко, но и необходимо? Хорошо, что хоть
покраснел, чуть-чуть, правда...
А между тем дело это
было неслыханное и невиданное. Антоше, сколько он себя помнил, никогда не было
стыдно, а сейчас он действительно чувствовал тепло краски у себя на щеках. И
очень это ему не понравилось.
-Да, ты прав, –
продолжал священник тихим и жестким голосом. Никакой доброты уже не
чувствовалось, он явно волновался. – Они, святые наши, добры, просты и доверчивы.
Но они, друг ты мой, отрок дорогой, не лохи! Обмануть-то их просто, да в этом
смысла нет. Они тебе сами все отдадут, чего попросишь. И даже чего не
попросишь. Потребуешь верхнюю одежду – они тебе и нижнюю рубашку отдадут. Но
ведь страшно их обижать, подумать даже об этом страшно, – священник надвинул
свою огромную бороду на лицо Антоши и даже слегка за волосы взял. – Вот ты
посмотри, вот стоит он, наш с тобою небесный покровитель Антоний Римлянин.
Видишь, он изображен стоящим на камне. Он же в Италии жил... и вот там обижали
православных... да их всегда и везде пытаются обижать. И вот, однажды ночью,
когда задумали наутро его убить, так вот, ночью, а ночевал он на куске скалы у
моря, кусок оторван был от скалы страшной силой и перенесен за одну ночь к нам
на Русь в Новгород, где он и жил потом до конца дней своих. А ну-ка, представь
мощь этой силы, которая покровительствует нашему с тобой покровителю! И если
Тот, Кто владеет такой силой, если Он дал нашему покровителю свою такую помощь,
представляешь, что за человек наш покровитель Антоний Римлянин! А сила эта
страшная благая и непобедимая, вот у Него, вот, гляди... да не туда, вот, над
Царскими вратами.
И тут то ли от рук, за
волосы его держащих, то ли от бороды, которая щекотала шею, снова не по себе стало
Антоше. Тот, Кто смотрел не него, действительно обладал силой и на лоха вовсе
не походил. И смотрел он точно Антоше в глаза, хотя был резко сбоку.
"Умеют рисовать церковники", подумал Антоша, отводя глаза от лика и
пытаясь освободить волосы Глаза отвел, а волосы освободить не удалось.
-Это Спас Вседержитель,
Царь царей и Владыка всяческих. Твой Царь, твой Владыка!
-А-а -это тот, который
Христос, что ли?
-Именно так.
-Ну, а чё ж Он,
Вседержитель, обидчиков его, Антония Римского не "замочил" всех там,
не разметал? А на камне утащил. Камень отрывать-переносить неужто проще?
-А Он их, обидчиков его,
пожалел. Он ведь не только Владыка, всех и всяческих, но и Отец их и твой тоже.
А ты ведь ох! многих обидел. У тебя младший брат есть?
-Есть.
-Ну, положим, отнял ты
чего-нибудь у брата, побил его, угрожал ему...Разве бы отец твой стал бы
"мочить" тебя?
