Николай Владимирович
Блохин
ПЕРЕНЕСЕНИЕ НА КАМНЕ
повесть
Грязная, оборванная,
тощая старуха возникла напротив Антоши, будто из-под земли выросла.
Сгорбленная, трясущаяся, она просяще протягивала к нему свои костлявые руки и
ныла что-то неразборчивое. Антоша оторопело остановился, едва не наскочив на
старуху, и спросил испуганно:
– Вы что, бабушка? Вам
чего?
Вообще-то Антоша был не
из тех, кто теряется при неожиданных встречах, хотя и минуло ему всего 10 лет.
Он и слово дерзкое запросто скажет, любого взрослого так отбреет, что только
держись, и руки, если надо, в ход пустит. Ну, а если что серьезное, так и тут
сразу сообразит и вовремя деру даст, если уж делать больше нечего. Одним словом
– малый не промах. Но перед внезапно появившейся старухой он растерялся. Вид
старухи был жалок и страшен и вызывал у Антоши тоскливую гадливость, к тому же
и воняло от нее как от помойки. Вдруг она перестала ныть и сказала глухим,
печальным и очень выразительным голосом:
– К тебе я, недобрый
человек, к тебе, опоганиватель имени своего великого, к тебе мой погубитель.
И хоть еще меньше стал
понимать Антоша что здесь происходит и что сие значит, однако растерянность его
тут же прошла. Очень важное свойство имел Антоша в своем характере (самому ему
оно очень нравилось): когда его ругали или обличали в чем-то, в нем мигом
появлялась спокойная рассудительность, имевшая одну цель – отмести любое
обличение, отвергнуть, опровергнуть любое против себя обвинение, даже когда это
невозможно. "Прав ли – не прав, я всегда должен быть прав", – вот
такими правилами руководствовался Антоша и пока что не подводили они его, ибо
всегда вовремя являлось то самое рассудительное спокойствие и всегда он изо
всего выворачивался. А тут, старуха эта, это вообще что-то непотребное.
– Ты чего мелешь, бабка?!
Какой я твой погубитель? Я тебя первый раз вижу!
– Оно правда, первый раз
видишь, но погубитель, однако – ты. Ведь я же – совесть твоя.
– Кто?! Чего?!
– Совесть. Которую ты
сделал такой больной и нечистой.
– Ну, вот что, бабка!
Хромай-ка отсюда – совсем уже рассерженно произнес Антоша.
Но поскольку она не
двигалась с места, перегородив дорогу, Антоша обошел ее, окатив брезгливым злым
взглядом, и пошел своей дорогой. Но через несколько шагов остановился.
– Ты зачем за мной
тащишься?
– А я теперь от тебя
никуда, недобрый человек. Я же не чья-нибудь совесть-то, а твоя.
– Пошла вот от меня! –
закричал Антоша, – Хватит тут представление давать! Почему ни за кем такая
мымра не идет? У-у! Пошла вон!
– Ты напрасно орешь,
недобрый человек. И тебе это не поможет. А на твои вопросы я отвечу. Так вот,
меня ни откуда не принесло, а воплотилась из твоего нутра, из тебя. У каждого
совесть внутри сидит, понимаешь? Совесть, она – растворена в человеке, в нем во
всем, потому ни за кем никакая старуха не ходит. Кстати, если меня вылечить и
отмыть, я совсем не старуха. Ты, недобрый человек, сам грязен, потому вот и я,
из тебя воплотившись, такая вот и есть страхолюдина... Думаю, что во всем этом
такова воля Того, Кто одарил тебя совестью по просьбам твоего покровителя Антония,
прозванного Римлянином.
– Да будь они трижды
неладны с таким своим подарком!
– Не бросайся словами,
недобрый человек. Может случиться, что ты пожалеешь о них, да будет поздно.
– Так ты еще и
угрожаешь, старая приставала! – с яростью проскрежетал Антоша.
– Нет, – спокойно
ответила старуха, – предостерегаю. Ты, конечно, боишься кое-чего...
– Я ничего не боюсь! –
бешено воскликнул Антоша. – Тебя, например, я совсем не боюсь!
– Никогда так грубо не
перебивай чужие речи. Меня и не надо бояться. А по глупости и невежеству ты
боишься совсем не того, чего нужно бояться. Вот сейчас ты до смерти боишься,
что будешь уличен родителями в воровстве денег из серванта. А разве этого тебе
надо бояться? Эх! Да если б я была не больная и не грязная, разве б делал ты это?!
То, что ты покраснел, доказывает, что я еще излечима. Надеюсь, что ты не будешь
задавать глупых вопросов, откуда я знаю про деньги? А этот вопрос вертится у
тебя на языке. Пойми, наконец, что я – это ты, и даже то, о чем ты только
собираешься подумать, мне уже известно. И выкинь дурацкую мысль стукнуть меня
посильнее и удрать. Убежать от меня нельзя, как нельзя ни убить, не сжечь, ни
утопить... Я умру, когда умрешь ты. А этого тебе действительно надо бояться.
Коли не очистишь меня до своей смерти, не вылечишь – это и будет для тебя самое
страшное.
