ней хозяйку— веру католическую!
Второй вопрос касался полевого гетмана литовского, Януша Радивила, потомка
двух Радивнлов, на которых опирались даже и такие православники, как Иов Борецкий.
Виленский бискуп обвинял этого кальвиниста в низвержении придорожных крестов,
поставленных мещанами в его имении. Дело это ноилотило две недели сеймового
времени, „среди страшного крику одних, которые были воспламенены религиозною
ревностью, других, которые, под этим предлогом, хлопоташ о своих приватах, и
третьих, которые желали показать свой ум в орацияхъ" (пишет современный нам
Поляк-историк). Замечательнее всех показались те орации, в которых, с одной стороны,
взвешивалась оскорбленная „честь Бога", а с другой—„великое имя" обвиняемого.
Когда один оратор заявил, что здесь надобно стоять больше за „кривду Божию", нежели
за „посполитеє право", ошаянский подстаростий, „одноглазый еретикъ" (как назвал его
в дневнике литовский канцлер) заметил, что непристойно сравнивать Божие право с
человеческим. На это коронный нодчаший, ученый Остророг, тотчас ответил ему, что
речь идет не о сравнении, часто „одноглазом и хромомъ", и этот „жартъ" записал в
своем дневнике литовский канцлер, обыкновенно чуждый того, что назвал бы он
празднословием.
102
.
Оставалась уже только неделя для сеймованья. Тогда Посольская Изба назначила
одних депутатов для коммиссии Шведской, другихъ— для коммиссии Московской по
предмету союза против Татар, и наконецъ—озаботилась уплатою установленному
войску, в числе которых и реестровые козаки уже пять лет не получали жолду.
Дальнейшим совещаниям помешала жалоба послов Мазовецкого воеводства на воеводу
поморского, Деагофа, и каштеляна хелмияского, Горайского, совершавших лютеранское
богослужение в Варшаве во время сейма, на который должна была призываться
благодать исключительно бога католического. Мазуры выступили с таким
„бешенствомъ", что хотели отказать в повиновении познанскому бискупу за то, что, как
он, так и другие ксендзы и даже иезуиты не достаточно ревностно обороняли веру.
Превзошедшие самих учителей ученики ссылались на декрет мазовецких князей 1525
года, воспрещающий, под смертною казнью, произносить какие-либо проповеди, кроме
католических, и повторяли премудрое мнение ломжияского старосты,—что людские
кривды Бог предоставил своему суду, но своп собственные поручил нам. Из-за
придорожных крестов (которые, как видим, не напрасно ставил в Малороссии Петр
Могила) едва не был сорван чрезвычайный сейм; наконец это важное дело удалось
отложить до следующего сейма (а следующий сейм 1648 года собрался уже по падении
свободной Польши). Достойны замечания слова заблудовского плебана, по
свидетельству литовского канцлера, успокоившие земских послов: „Князь Радивилъ—
мой благодетель, и часто приглашает меня к своему столу".
Если заседания королевских законодателей поставить рядом с государственными
думами царских бояр и дьяков, то может поазаться, что здесь умствовали дети, а тамъ
—зрелые мужи. И действительно, католичество, которого самым выразительным
проявлением были иеьуиты, направляло все нравственное влияние своей церкви на то,
чтобы держать и общество, и государство в детской от себя зависимости; а Поляки
превзошли все народы в детской покорности папе, и на ней основывали славу свою.
При конце сейма, когда и такой вопрос, как запоздалая уплата жолду жолнерам и
козакам, оставался еще нерешенным, течение совещаний прервало прибытие двух
коронных гетманов: „ибо многие послы выехали им навстречу", говорит очевидец. Эго
на поминает русскому читателю 1589 год, когда татарский набег увел в неволю
множество панских жен и детей, а сеймующие паны прекратили спешные дела, и
целый день глазели на великолепный
.
103
въезд князя Василия, которьпи прибыл на сейм ради фамильных интересов своих и
привел такое войско с богатым обозом и артиллерией, которого было бы достаточно
для устрашения Татар, набежавших почти безоружно.
Наконец сеймовое время совсем истекло среди волнений и ссор из-за Божьих кривд.
Посольская Изба не утвердила еще ниодного постановления, не взирая на просьбы
литовских панов и канцлеров, от которых земские послы отделывались воскликами и
