иерархии были его ставленниками; чтобы унияты, оставив свои места, отдали
православ ным семинарии, типографии и иные места. *) etc. etc.
*) Не любя братстви>, моошшская фавция назвала их здесь иными местами.
,
105
Это дает нам понять, почему на последнем перед Польским Разорением сейме 1647
года постарались разъединить православников с их покровителями, илидругими
словами—отделить от протестантов их арриергард. Что касается козацких послов на
избирательном сейме, то, по словам литовского канцлера, князя Радивша, им сделали
строгий выговор за дерзостную просьбу об участии в избрании короля, и Сенат сурово
наказал им, чтоб опи не смели больше говорить о том.
По воцарении Петра Могилы на митрополии, козаки сделались не нужными.
арриергарду протестантского движения против католиков. Интересовались греческою
верою такие люди, как Адам Кисе.'иь и Лаврентий Древинский, в качестве
представителей оппозиции католикам; но козаки, в лице своего героя, Сулимы,
чествовали пану в самом Риме, не чуждались даже перехода в католичество, а их
свирепые бунты против панов 1637 и 1638 годов не представляют нам никакого с их
стороны упоминания о том, чтобы права греческой религии, взятые Владиславом на
свою ответственность, были введены в самую жизнь. Теперь на сейме,
непосредственно предшествовавшем козакотатарскому нашествию, о козаках, как
православниках, не было и помину. Образцом восстания за веру творцу этого
нашествия могла служить одна Переяславщина, иначе Тарасовщина.
Сеймовые паны, „дивясь®, что убили все время сеймованья своего в религиозных
треволнениях, начали читать свои постановления „в неслыханном замешательстве®.
Так как Посольская Изба не утвердила до сих пор ниодного закона, то теперь „все
разом, совместно с Сенатом, формулировали, писали, рассматривали и решали®... При
этом разные факции и даже единичные послы подавали свои проекты постановлений
маршалу для чтения, вместе с заявлением, что, в случае непрочтения, сейм будет
сорван, а их единомышленники вторили угрозе неистовыми криками. Было таким
образом прочитано и принято 134 пункта, и большая часть без всякой обдуманности,
посреди восклжкоз, воззваний и протестов.
Шляхетский народ, в последний момент своей политической целости, показал
вполне свою государственную и общественную несостоятельность. Блого личной
свободы, драгоценнейшее из благ жизни, путем самоуправства, превратилось у него в
такое зло, которое могла устранить одна диктатура. Первым на нее претенден том
явился король Владислав IV, но, по его неспособности, завладела диктатурою шляхта.
Присвоив себе верховенство, она явилась
т. н.
14
106
.
несостоятельнее самого короля в управлении государством. За отсутствием в этом
безглавом политическом теле единомыслия и самопожертвования, решающая все
споры диктатура вскоре должна была перейти к человеку, который наругался над
польским разъединением свирепыми словами своих кобзарей:
Тим и сталась по всему свиту Страшенна козацькая сила,
Що у вас, панбве молбдци,
Була вбля и дума едина...
Но возвратимся к сейму. Среди неописанной сумат'охн, была подана маршалу
Посольской Избы, (которым на сей раз был избран грабовецкий староста, Сарбевскии),
состоящее из нескольких слов постановление „об удержании (на службе) квартяного
войска соответственно скрипту 1643 года, поданному в архивъ". Лаконическое
постановление было прочитано и утверждено без оппозиции, к великому удовольствию
короля и его канцлера, которые после того немного уже заботились о дальнейшем
сеймованье. Однакож, канцлер воспользовался случаем расположить к себе
раздраженную спором католическую партию. Когда, в последние часы сейма,
протестанты еще однажды возобновили свои притязания, надеясь вынудить у
католиков равноправие угрозою сорвать сейм, Оссолипский поднялся с своего места и,
в тон прочим ревнителям католичества, заговорил языком своего наставника,
Фердинанда II, и его приверженца, Сигизмунда III:
„Очень удивляет меня, что иноверцы, обнадеженные вполне отеческою декларацией
короля, желают чего-то нового, готовые уничтожить состоявшиеся постановления ради
своих претензий. Они думают, видно, что мы больше стоим за какую-нибудь привату,
