А на пике памперо приходит ко мне страшный Коротышка. Я расскажу его историю, так, как нашептал ветер. Да, я слышал всё это совершенно ясно, хотя Коротышка умер сто лет тому назад, в 1909 году. Его звали Сантос Годино. Два имени Бога. Святой божеский, если переводить приблизительно. Конечно, он был испанцем, а не индейцем; индеец никогда не стал бы легендой на Огненной Земле. Индейцы жили тут веками, так же тихо и непреложно, как камни лежат на берегу моря, как вершины гор высятся на востоке, как солнце восходит в положенный час. А потом пришли люди из северных земель – бешеные, грубые, наивные и жестокие. Они не знали, как пережить пыльную бурю, как плавать в шторм, когда зацветает суккулент, и годятся ли в пищу чайки. Они плавали на своих деревянных кораблях, разбивались, тонули и приплывали снова. Они приезжали на повозках с круглыми колёсами и строили дома из камня. Памперо разбивал их дома, и жестокие штормы заливали развалины водой. Но люди с Севера приходили опять. И так было три века подряд.
Сто лет назад они построили на Огненной Земле первый дом, который мог вынести любую бурю. Это была тюрьма. Рядом построил для себя дом начальник тюрьмы. Потом построили бараки для солдат и хижины для слуг. Потом таверну и табачную лавку, аптеку, телеграф и склад. Возник город, и люди с Севера назвали его Ушуайя. Они не сами придумали это слово, так говорили индейцы. Ушу айя – закрытый дом. В языке индейцев не было слова «тюрьма».
В Ушуайю привозили убийц, насильников, революционеров. Тут были люди, зарезавшие собственных отцов и матерей. Но самым страшным из всех считался Сантос Годино, малорослый испанец с рябым лицом, бывший моряк. Даже отъявленные негодяи, готовые сжечь десяток деревень за один песо, и то обходили его стороной. С ним старались не разговаривать, ни о чём его не спрашивать, а если он сам что-то говорил, люди в ужасе закрывали ладонями уши и падали на колени, крича слова известных им молитв. Шестьсот каторжников, выросших в жестоком, страшном мире, где человеческая жизнь ничего не стоит, где прав тот, кто первый выхватил нож, – все, как один, скорее пошли бы на казнь, чем решились заговорить с Длинноухим Коротышкой.
А Сантос не был злодеем. На его совести не было ни зверств, ни поджогов, ни резни. Он просто слышал ВСЁ. Да, маленький невзрачный испанец был одарён Богом: неизвестно зачем ему послан был великий дар слуха. Ещё в детстве его выгнали из родной деревни за то, что все секреты становились ему известны. Не убили, просто посадили на торговое судно «Святая Екатерина», и он пересёк океан. На корабле тоже не было тайн для Сантоса: то, что произнесено вслух, даже шёпотом, он слышал так ясно, как будто ему кричали над самым ухом. Капитан относился к этому равнодушно. Он не верил ни в чёрта и ни в Бога и ему было начхать, что там знает маленький рябой юнга, лишь бы он драил палубу и штопал паруса как положено. Он штопал их десять лет. Десять лет провел Коротышка в путешествиях между Европой и Америкой, а дар его рос. Наконец он научился слышать вообще всё, что произносится на земле. Но так и не научился держать язык за зубами.
В те годы генерал Рока, президент Аргентины, вёл войну с Чили за спорные земли в Патагонии. Обе воюющие стороны сильно зависели от метрополий – США и Англии, и каждый шаг согласовывали с послами, а то и с самим королем Эдуардом VII. Именно ему, королю, везли письмо от генерала на корабле, где служил Сантос. И Сантос пересказал матросам содержание письма, видимо, прочитанного генералом перед отправкой, на беду – вслух. По прибытии в Англию на Коротышку донесли, но арестовать не смогли. Он услышал про готовящийся арест и сбежал. Потом он появлялся в разных частях света: на Аляске, на Сицилии, в Нью-Йорке. Слухи о нём ходили в Испании, в Марокко, в Кейптауне и на Филиппинах. Но поймать его не получалось – всегда он знал заранее, что за ним придут, и исчезал.
Длинноухого Коротышку объявили государственным преступником. Приписали ему злодеяние, никого не оставляющее равнодушным, – детоубийство. Семь лет ловили его в портах на четырёх разных материках и поймали только благодаря случаю. Его узнал в Буэнос-Айресе матрос Иполито, служивший с ним вместе на «Святой Екатерине». В то время почти не было грамотных матросов, но Иполито умел читать и писать. Он никому не сказал, что видел Сантоса, отправился в жандармерию и написал записку. Записку прочитал лейтенант, оказавшийся храбрым малым. Он тоже не сказал ни слова и пошёл следом за матросом. Тот привел его к Коротышке; лейтенант приставил карабин к его спине. Так Сантос Годино оказался в Ушуайе, в тюрьме.
