фантастическая повесть
Глава 1. МИСТРАЛЬ
Аргентина, таверна «Улатац» в шести милях от Лос-Чакрас
25 октября 2011 г.
– Я с детства любил ветер. Не тот, что за окном гнёт деревья и гонит по земле разный мусор. Со стороны на него что толку смотреть… Мне бы в самую гущу попасть, в самый эпицентр, чтобы всё вокруг летело, да ещё и побежать навстречу, лицо подставить, грудь… Он жжёт, давит, глаза слезятся, дрожь пробирает, но так только первые несколько секунд. Потом приходит что-то, трудно сказать, что. Азарт, радость – не знаю, особенное чувство. Становится горячо. В ногах пружины появляются, и я бегу ещё быстрей, против ветра. Мама всегда в ужас приходила… Я вырывался у неё из рук. Она прячется на автобусной остановке, а я выбегу, куртку расстегну, и не догонишь меня, не поймаешь! Коля, Коля, Николай, сиди дома, не гуляй… Сколько раз мама плакала из-за моих пробежек…
Николай посмотрел на часы. На руке у него красовалась старая-престарая «Победа» в корпусе с облезшей позолотой. Древняя механика, каждый день нужно подзаводить, сущая дикость в эпоху электроники и интернета. Потом посмотрел в окно. Грунтовая дорога упиралась в склон горы Улатац. Гора косо уходила вверх, жидкие сосенки и вереск цеплялись за камни, редея к вершине. На самой вершине не было ни растительности, ни снега – голый камень, чёрный даже при солнце и совсем уж зловещий в пасмурную погоду. И Николай казался таким же непроницаемым… Чёрные волосы, слишком чёрные для русского, зелёные глаза. Широкие скулы – от татар, что ли, и резкие, не по возрасту, морщины вокруг рта.
– Да, профессор, у нас есть ещё два с половиной часа. Потом я уйду.
– Стоит ли, Николя?
Ответа не последовало. Профессор Ван Маарден взялся за кружку, отхлебнул пива. На столе перед ним лежала массивная старинная книга, аккуратно завёрнутая в плёнку. Он время от времени подвигал её чуть в сторону от пивной кружки и стряхивал с неё несуществующие крошки. Николай на стол не смотрел, его больше привлекало окно, где над вершиной Улатаца понемногу собиралась густая синева.
– Буря будет, Николя?
– Да, профессор. Не зря же я тут.
– И куда вы пойдёте?
– Этого не объяснишь.
– Почему, Николя? Мне кажется, мы всегда понимали друг друга.
Николай махнул официанту, показал на пустой стаканчик из-под текилы. Официант, высокий тощий аргентинец в заляпанном кетчупом белом переднике, принес ещё один стакан.
– Сеньорес, пронто сера уно торменто. Хуракан. Ес пелигросо, сеньорес.
– Что он говорит? – спросил Ван Маарден.
– Говорит, что будет буря, хуракан.
– Си, си, хуракан, – кивнул официант.
– Грасиас, амиго, – Николай протянул ему банкноту.
Официант замотал головой:
– Суэно но пуэде. Алли сэра террибле!
– Да, профессор, он говорит, что ночевать в этой таверне будет страшно. Он прав. Буря будет такая, что вы проведёте ночь в подвале. Возможно, и ваша машина пострадает… Но ведь она застрахована?
Официант наконец удалился, недовольно бормоча. Интересная особенность у провинциалов во всех странах мира: сидят месяцами без клиентов, а когда вдруг в их страшную глушь приезжают господа со средствами, они недовольны, они учат их жить и при этом недовольно бормочут себе под нос.
– Машина взята напрокат. Николя, вы готовы говорить о чём угодно, только не о том, что меня действительно волнует.
Профессору Ван Маардену было за шестьдесят. Но он неплохо выглядел: крепкий, породистый, широкоплечий, длинные руки спортсмена, привыкшего ворочать вёсла байдарок, рельефная грудь, кустистые рыжие брови и пегие волосы, почти не тронутые сединой. Только виски пронзительно белые. Такие мужчины владеют хорошим загородным домом, имеют круглый счёт в банке, солидную профессию, целый клан потомков и до самой смерти уверены, что на них держится мир. Потом они умирают, а мир остаётся на месте.
– Николя, вы знаете, что значит для меня ваш рассказ. Я всю свою жизнь посвятил науке. И продвинулся в ней не больше чем на дюйм. А вы шагаете вперед, идёте полным ходом, и никто не может вас догнать. Даже отрывочные сведения, даже простая беседа… Это же годы работы, Николя! Неужели вам не хочется, чтобы человечество шагнуло вперёд?
