— Оно отражает муки сомнений и глупо предполагает возможность изменения хода событий, заранее предначертанных судьбой.
Самир, все так же приветливо улыбаясь, пытался что-то возразить, но Иса не слушал. Мысль о Сальве не оставляла его. Он вновь перебирал в уме ее недостатки и даже презирал ее за них. Конечно, она не отвечала полностью его идеалу женщины. Но, что и говорить, любовь глуха к голосу рассудка так же, как и смерть, судьба, счастье, природа. И до чего же Сальва была похожа в своем поведении на стихийные силы природы! «Рано или поздно, мне нужна будет женщина, — говорил он себе. — Кто лучше ее сможет разделить со мной все горести и надежды… И уж во всяком случае это не суфизм!»
Ему опять пришла в голову мысль, которую он не досказал несколько минут назад. Извиняющимся тоном спросил:
— Но допустим все же, что нас снова вызовут и предоставят возможность работать в министерстве. Что бы ты тогда стал делать со своим суфизмом?
Самир рассмеялся, блеснув двумя рядами белых зубов:
— Не так уж трудно совмещать и то и другое. Вот сейчас я ведь совмещаю торговлю и увлечение суфизмом. И мне это нисколько не мешает, скорее наоборот, суфизм помогает освободиться от некоторых вредных пороков…
— Ну что ж, по крайней мере это лучше самоубийства, — со вздохом сказал Иса.
Некоторое время они молчали. Солнце медленно догорало, опускаясь за горизонт. Самир поинтересовался, что Иса намерен делать дальше.
— Как ты думаешь, действительно ли все для нас кончено? — не отвечая, спросил Иса.
Самир растерянно пожал плечами:
— Кажется, что так. То, что произошло, не похоже на прошлые перевороты…
Иса промолчал. Казалось, он прислушивается к чему-то. Вид у него был удрученный. Затем сказал:
— До чего же мы сами похожи на этот опустевший осенний пляж…
— Поэтому я и говорю тебе, что необходимо начать работать.
— А что толку? Все равно для нас нет больше места в жизни. Мы всегда будем теперь чувствовать себя лишними, чем-то вроде аппендикса…
Неожиданно улыбнувшись, Иса продолжал:
— Не скрою от тебя, что у меня тоже есть своя идея фикс, подобная твоему суфизму. Она всерьез занимает меня в моем одиночестве.
Самир с любопытством посмотрел на него.
Спокойно, почти равнодушно Иса сказал:
— Подумываю о том, как бы совершить какое-нибудь преступление.
Самир усмехнулся:
— Нечего сказать, действительно блестящая идея!
— Что ж, зато я буду убивать не самого себя, как ты своим суфизмом, а других.
— Если уж вставать на этот путь, то я посоветовал бы тебе выбрать что-нибудь из разряда, так сказать, половых преступлений…
Оба рассмеялись.
— Хвала аллаху! Мы еще не потеряли способности смеяться, — заметил Самир.
— Смейся, паяц!.. Мы еще не так будем смеяться, когда окончательно убедимся, что вышвырнуты историей за борт и что она не желает иметь с нами ничего общего.
Вечерело. С моря дул приятный ветерок. Казалось, что редкие посетители казино, разместившиеся за соседними столиками, погрузились в сладкую дремоту. Исе вдруг пришла на память его первая речь, произнесенная им, когда он был еще студентом университета.
— Наше дело конченое, — сказал он с горечью.
— Необходимо быть терпеливым. Подождем, когда наши противники перегрызутся между собой.
К ним подошел хозяин заведения — грек, улыбнулся Исе, спросил о здоровье и делах. Иса сразу же усмотрел в его вопросе скрытый смысл, улыбнулся в ответ и сказал:
— Сами видите, каковы мои дела…
Грустно было на душе у Исы, когда он, расставшись с Самиром, сошел на трамвайной остановке возле своего высоченного дома.
Пробираясь в темноте большого вестибюля к лифту, он снова вспомнил Сальву: «Это она довела меня до такого положения!..»
