– Это вряд ли, – сказал тот, не открывая глаза.
– Почему? А, кстати, почему вы меня так резко дёрнули? Нога, вон, до сих пор ноет.
– Там снаружи был оптимизатор. И всё, что осталось в нише, он оптимизировал. Но за то, что ты успел протащить хоть что-то, огромное спасибо.
Бородач открыл глаза и представился:
– Меня зовут Билли. Хотя по документам я Бернард Уизерспун. Но здесь всё это не имеет никакого значения.
– А я Марк Головин, – сказал Марк, – а скажите, мистер, где остальные члены команды станции? Это ведь станция?
– Это? – переспросил Билли и огляделся, будто попав сюда впервые. И только сейчас Головин заметил, что и стены, и потолок, и пол были выполнены в куда более традиционной манере, безо всяких закруглений, странных ниш и сияющих поверхностей. Всё было обычно – даже светильники на потолке имелись.
– Я и сам ещё не разобрался толком, что это такое. Привык? Да. Но всё ещё не разобрался, да оно и не нужно.
– Вы… Вы здесь один? – почти что шёпотом спросил Головин, ужаснувшись своей догадке.
– Да, приятель. Совсем один.
– А почему? Разве этого достаточно на такую большую станцию? Вы знаете, я даже устал, бегая по коридорам, но так и не смог найти какого-то выхода или перехода.
– Ты думаешь, я тут что-то вроде служащего? – спросил бородач и, грустно усмехнувшись, забросил в рот ещё пару гранул целлюлозы.
– А разве нет?
– Нет. Вот ты как попал сюда?
– Ну, это долгая история…
– У нас здесь куча свободного времени – супертанкер и маленький шаттл в придачу. Так что не стесняйся. Я, знаешь ли, устал рассказывать анекдоты самому себе. Я их за два года не то что выучил, я их отшлифовал и могу рассказывать в двадцати четырёх литературных традициях.
– Что, простите? – произнёс Головин и даже подался назад, прижимая руки к груди.
– В двадцати четырёх…
– Нет-нет, вы сказали – за два года?
– Да. Два года, один месяц и четыре дня.
Головин прикрыл глаза, стараясь удержать слёзы. Однако ему не удалось скрыть своего огорчения.
– Да ладно тебе, стоит ли плакать, если ты, считай, родился дважды?
– Почему дважды? – уточнил Головин, шмыгнув носом и вытирая катившиеся по щекам слёзы.
– Ну, первый раз повезло, когда не шмякнулся о корпус станции. Обычно все залётные технические объекты так и заканчивают.
– Какие объекты?
– Технические. Но обломки породы из дальних галактик также приветствуются. Переработка ничем не брезгует.
– Да я и не понял, как всё произошло. Меня склонило в сон, и я очнулся, когда мою капсулу ломало в каком-то… Лифте, что ли.
– Разделочный блок. Там первоначальную структуру ломают просто силовыми полями, затем спекают низкочастотной плазмой, а потом уже всё это подаётся в тонкие деструкторы.
– То есть, если бы мне не удалось выбраться…
– Да, ты бы уже был в виде полуразрушенных аминокислот, находящихся на пути к этапу биологической протофазы.
Головин замолчал, чтобы успокоиться. Бородач Билл обладал талантом слишком яркой подачи материала.
– А второй раз это… Когда он приходил? – спросил Головин, кивнув на стенку.
– Да. Я почувствовал, что готовится оптимизация, и поспешил выдернуть тебя.
– А как ты… Сквозь стену, что ли?
Головин осторожно коснулся стены и присел на корточки, надеясь обнаружить полоски, как там – в коридорах, где ему удавалось находить двери.
– Сейчас ты не всё поймёшь, поэтому просто оставь этот вопрос на потом. Можно я ещё вот эти витаминки покушаю?
– Конечно, – разрешил Головин, поднимаясь. Билл тотчас подхватил с пола пакет и, вскрыв его, сунул в рот примерно двухнедельную порцию витаминов и ферментов.
Головин даже хотел предостеречь его, но подумал, что тот, наверное, знает, что делает.
– Слушай, а чем ты здесь питаешься целых два года?
Билл вздохнул и посмотрел на Головина таким взглядом, как будто уже жалел, что тот прибыл на станцию.
– Давай и этот вопрос на потом оставим. Пока у тебя есть паёк, будешь сыт, а потом и до остального дело дойдёт.
– Хорошо, а вот насчёт неотложных дел. Я пока здесь находился, как-то не думал об этом, да и обмен веществ из-за стресса, видимо, опаздывал. Но вот теперь мне бы хотелось посетить туалет. Как тут с этим?
