Обретенное время - страница 15
Быть может, сильнее смущала эта прослойка, люди, от которых в памяти останется чуть больше, нежели занимательный анекдот, и вопреки тому, что о них нельзя судить по их произведениям, как в случае Вентейлей и Берготов, поскольку они не творили, они всего лишь — к нашему большому удивлению, ведь мы считали их заурядными, — вдохновляли. И не так уж важно, что салон, который произведет на нас впечатление величайшей изысканности со времен великой живописи Ренессанса, если посмотреть на него из музея, был гостиной смешной мещаночки, что не будь я знаком с ней, то мечтал бы, стоя перед картиной, сблизиться с ней в реальной жизни, чтобы выведать у нее бесценные секреты мастерства, утаенные от меня холстами художника, что торжественный шлейф ее бархата и кружева — отныне деталь полотна, сопоставимого с лучшими работами Тициана. Я ведь и прежде знал, что Берготом становится вовсе не тот, кто всех остроумней, лучше всех образован и замечательно принят в свете, но человек, сумевший стать зеркалом и отразить свою жизнь, сколь бы ни была она заурядной (современники считали, что Бергот далеко не так умен, как Сван, и вовсе не так учен, как Бреоте); а ведь с бóльшим основанием можно сказать эти слова о моделях художника. Когда пробуждается чувство красоты, художник, способный изображать всё, найдет натуру и элегантность, со всеми ее прекрасными мотивами, у людей побогаче, чем он, — он отыщет в их доме всё, чего не бывает в мастерской непризнанного гения, продающего полотна по пятьдесят франков за штуку: гостиную с мебелью, обитой старинным шелком, много света, красивых цветов, красивых фруктов, красивых платьев, — у людей довольно незначительных, или только кажущихся такими подлинно блистательному обществу (и не подозревающему об их существовании), но которым, как раз по этой причине, проще познакомиться с безвестным мастером, оценить его и приглашать к себе, покупать его полотна, нежели аристократам, заказывающим портреты, подобно папе римскому и главам государств, у академических живописцев. Не обнаружат ли будущие поколения поэзию элегантного дома и прекрасных туалетов нашей эпохи в салоне издателя Шарпантье кисти Ренуара, а не на портретах принцессы де Саган или графини де Ларошфуко работы Ко или Шаплена?[35] Художники, подарившие нам величайшие образы элегантного, редко собирали его элементы в домах самых элегантных представителей своей эпохи, последние не заказывают портретов у безвестных разносчиков красоты, неразличимой в их полотнах и скрытой старомодным шаблоном грации, плавающим в глазах публики подобно тем субъективным виденьям, что летают, как ему мнится, перед больным. Но помимо того эти заурядные модели, мои знакомые, художника вдохновляли, они настаивали на некоторых улучшениях, меня восхищавших; картина не просто отмечала их присутствие — то были друзья художника, которых ему хотелось запечатлеть в полотнах; и здесь возникает вопрос: что если люди, о которых я жалел, что не знал их, потому что Бальзак вывел их в своих романах или посвятил им эти романы в знак своего восхищения, о которых Сент-Бёв или Бодлер написали свои самые замечательные стихи, тем паче все эти Рекамье и Помпадур, не казались мне безынтересными персонами исключительно по причине моей природной слабости, ведь из-за досадной моей болезни я не мог встречаться с недооцененными мною лицами, или потому, что они были обязаны своим авторитетом лишь иллюзорной магии литературы; и читал я теперь только словарь, но мог извлечь из этих мыслей утешение в том, что по причине нездоровья мне каждый день приходится отказываться от общества, путешествий, посещения музеев, в том, что мне пора отправляться в клинику на лечение. Может быть, эта лживая мемуарная плоскость, эта обманная их подсветка очевидна для нас лишь тогда, когда они еще слишком свежи, когда еще так стремительно рассеивается слава интеллектуальная и мирская (и дано ли вашей эрудиции воспротивиться громоздящемуся забвению — хотя бы в одном случае из тысячи?).
