Тимошка согласился. Красные Пчелы выстроились и пошли к заводу.
Семен очень неодобрительно выслушал отчет командота и переспросил:
— Значит, флаг украли?
Тимошка кивнул головой.
— Ну что ж… Флага нет — и отряда нет! — отрезал Семен. — Расходитесь по домам… Красных Пчел больше не существует! Остались одни полыновские сопляки, которые не сумели уберечь свою честь! Р-разойдись! Рассыпься!..
Мальчики не тронулись с места — стояли в десятках, понурые, смущенные.
— А вы как думали? — с обидной иронией продолжал Семен. — Флаг — это так, баловство? Тогда возьмите тряпку зеленого или серо-буро-малинового цвета и балуйтесь сколько влезет! А с красным цветом не шутите! Это цвет нашего революционного знамени! И кто у вас украл его? Нэпмановские отпрыски! Вы думаете, у вас этакая пустяковая потасовка была — мальчишки с мальчишками передрались? Нет! Сегодня вы участвовали в сражении на маленьком отрезке огромного фронта классовой битвы! И вы проиграли это сражение!
Тимошка обиженно поднял рассеченную бровь над заплывшим глазом. Семен заметил это движение и обрушился на командота:
— Ты мне свои синяки не показывай! Флаг где?.. Грош цена твоему геройству! Где флаг, спрашиваю?
— Здесь флаг! — раздался громкий голос.
Все головы повернулись вправо. К отряду, стоявшему у проходной завода, бежал Матюха. В руках у него алело изорванное, мокрое полотнище.
— Здесь флаг! — повторил Матюха. — Выловил его… На целую версту течением унесло — еле догнал!
Семен взял флаг, расправил его, разгладил на груди ладонью, придерживая подбородком, потом крикнул отрывисто и торжественно:
— Отр-ряд! Смир-рно!.. Командоту — принять флаг!
Тимошка жадно протянул руку и со всей силы сжал кумачовое полотнище с потускневшей от воды пчелой.
— Рекомендую выбрать знаменосца! — сказал Семен. — Да посильнее!
— Матю-ю-уху! — загорланили Красные Пчелы…
* * *
После драки на территории штаба Красных Пчел Борька Граббэ затаил против Матюхи лютую ненависть. Командир бойскаутов думал, что вся эта история была заранее подстроена полыновскими мальчишками. Матюху стали подкарауливать. У его дома несколько раз устраивали засады. Опасаясь тяжелых кулаков Матюхи, бойскауты приходили с увесистыми камнями в карманах, а Борька носил с собой большой перочинный нож.
Но Матюхе везло. Не попадался он в расставленные сети.
После каждой неудачной попытки расправиться со знаменосцем Красных Пчел Борька приходил домой желтый от ярости. Он хлопал дверями, грубил матери, и только присутствие отца заставляло его сдерживаться.
Старый Граббэ держался в семье холодно и надменно. Он и в своей мелочной лавчонке оставался верен себе. Торгуя, пуговицами, кнопками, брючными крючками, Граббэ сохранял то же выражение лица, какое было у него в те ушедшие навсегда времена, когда он хозяйничал в большом антикварном магазине. Раньше Граббэ вел деловую переписку со многими титулованными особами и даже членами царской семьи. Одним он доставал экзотические безделушки Востока и Юга, другим — редкие картины, третьим — фарфор. Агенты Граббэ сновали повсюду и добывали нужные вещи из-под земли.
Так было. А сейчас — пуговицы, в лучшем случае — гребенки и подтяжки.
Сохраняя на лице холодность и надменность, внутри Граббэ весь клокотал, обливаясь желчью. Был он труслив. Завидев милиционера, переходил на другую сторону улицы. А дома любил строить из себя отъявленного врага советской власти.
— Ну, скаут! Воробьев гоняешь? — спросил он как-то у Борьки.
Тот буркнул что-то нечленораздельное.
— Обмельчали люди! — произнес Граббэ, неприязненно посмотрев на сына. — Неужели тебя не тянет на что-нибудь большое, серьезное? Неужели ничем не горит твоя душа?
— Горит! — вспыхнул Борька. — Еще как горит!.. Попадись он мне…
— Кто же это вызвал у тебя такую горячую симпатию?
— Есть тут… один…
— Хм!.. Один… — Граббэ сделал презрительный жест рукой. — И этот один, вероятно, подставил тебе ножку или показал фигу? И возгорелась твоя душа?.. Нет! Ты не будешь знать больших чувств, настоящего горения! Если бы твоими врагами были все, все, все!.. Тогда бы ты понял!..
Старый Граббэ помолчал, пожевывая плоские, без всякого изгиба, губы.
