Необходимость рефлексии. Статьи разных лет - страница 51
Иными словами, герой повести волей-неволей всё же признаёт, что несёт и свою долю ответственности за чудовищную обстановку, сложившуюся в семье. Как признаёт и то, что, будучи человеком, изначально наделённым неплохими задатками, с какого-то момента предался комфортному безволию, вяло поплыл по течению житейской суеты: «хватал, что попроще, а другое откладывал на потом, на когда-нибудь. И то, что откладывалось, постепенно исчезало куда-то, вытекало, как тёплый воздух из дома (запомним эти слова! – Е. Г), но этого никто не замечал, кроме меня. <…> А теперь уж некогда. Времени не осталось. И другое: нет сил. И ещё третье: каждый человек достоин своей судьбы».
Именно такой неутешительный характер носят, как мы видим, подводящиеся героем предварительные итоги собственной жизни.
Вернёмся к замеченным нами словам о воздухе, вытекающем из дома. Возникают они в повести как будто невзначай, мимоходом, но на самом деле здесь есть о чём серьёзно поразмыслить.
Ключевые образы, ключевые метафоры, лежащие в основе произведения – к такому драматургическому приёму Трифонов явно испытывал пристрастие. Мы помним, что основополагающей метафорой повести, предшествовавшей «Предварительным итогам», было само её название: обмен – то есть, подмена и растрата высоких жизненных ценностей в погоне за материальными благами и преуспеянием[11]. В данном же случае образным мотивом, скрепляющим повесть, становится именно утечка воздуха.
Различные модификации этого образа (в числе которых и рассмотренная нами выше ситуация с удушающей верёвкой – жировкой) предстают на страницах повести неоднократно. Именно с его помощью автор, устами всё того же Геннадия Сергеевича, определяет существеннейшую предпосылку обстановки, царящей в семье переводчика:
Можно болеть, можно всю жизнь делать работу не по душе, но нужно ощущать себя человеком. Для этого необходимо единственное – атмосфера простой человечности. <…> Но если человек не чувствует близости близких, то, как бы ни был он интеллектуально высок, идейно подкован, он начинает душевно корчиться и задыхаться – не хватает кислорода.
Этот впечатляющий тезис выдвигается на одной из начальных страниц повести. А в самом её конце находит неожиданное… экспериментальное подтверждение.
Внезапно сознание героя отключается. И начинается бред.
Пронзительно-лирический образ сновидения, предстающий перед нами поначалу, возвращает к давно минувшему времени, когда Геннадий Сергеевич и Рита по-настоящему любили друг друга:
Со стороны леса восходила туча. Тело тучи было пухлым и пепельно-серым. Мы плыли сюда, в бухту, издалека, это было наше место, нигде лучше нет купания на всей реке, но этого никто не знал, кроме нас. <…> Вода была замечательно тёплая. Когда ливень ударил, воздух сразу похолодал, но вода оставалась тёплой, и мы, держась за руки, отталкиваясь от песчаного дна, выпрыгивали из этой тёплой воды навстречу стегавшим водяным струям и хохотали, как безумные, а всё кругом было скрыто падающей стеной воды, шумящей и непроглядно-белой, как туман…
Внезапно, однако, изобразительная сила и пластика представленной картины полностью улетучиваются. Рельефный шар, сотворённый из словесной материи, разорван и на глазах теряет своё содержимое:
…а воздух исчезал, нечем было дышать. Вода душила нас. Всё та же лестница, на которой я задыхался, ещё одна ступень, ещё усилие, зачем-то надо подниматься все выше, но воздуха не было.
Навязчивый кошмар Геннадия Сергеевича, обусловленный очередным сердечным приступом, вступает в свои права. А дальше – текстовый пробел, провал, полное беспамятство…
И вот уже вместо выразительного словесного шара, из которого вытек воздух, перед нами – сплюснутая резина бесстрастных, сухих информационных фраз, повествующих о внешне благополучном, но, по сути, горьком и безотрадном, возвращении жизненной ситуации героя повести на круги своя:
В июле Кирилл уехал со студенческим отрядом в Новгород, а мы с Ритой в конце июля взяли путевки на Рижское взморье, поехали немного раньше, пожили в гостинице, а с августа поселились в доме отдыха. <…> Балтийский климат, как всегда, действовал целительно: я дышал глубоко и ровно, давление пришло в норму, и в конце нашего пребывания я даже достал ракетку и немного играл в теннис.