становились только сильнее.
– Мы выпускаемся в следующем году, Эбби. Ты можешь в это поверить?
– Нет. Тогда нам и правда придется быть взрослыми.
– Ты стала взрослой еще в детстве.
– Правда.
– Я все думаю, что он сделает мне предложение.
Эбби вскинула бровь.
– Когда он произносит мое имя по–особенному или мы идём в сказочный ресторан, я
думаю, что это случится, но он никогда этого не делает.
– Он предлагал тебе, Мер, помнишь? Ты сказала «нет». Дважды.
Я вздрогнула, вспоминая то утро на пляже и несколько месяцев спустя, свет от свечей, блестевший в его глазах, домашнюю пасту и огромное разочарование на его лице.
– Но это было в прошлом году.
– Ты думаешь, что упустила свой шанс, да? Ты думаешь, он больше никогда не наберется
мужества, чтобы спросить тебя снова. – Я не отвечала, но она продолжила: – Почему бы тебе не
спросить его?
– Потому что я знаю – для него важно, чтобы спросил именно он.
Мысль сделать предложение Шепли приходила мне в голову, но я вспомнила, что он
сказал о той новости, когда Эбби предложила Трэвису руку и сердце. Это беспокоило его почти
так же сильно, как понимание того, что он был так традиционен в этом вопросе. Шепли считал, что делать предложение было его задачей как мужчины. Я не понимала, что если не буду
готова, когда он сделает предложение, то он перестанет спрашивать.
– Ты хочешь этого? Чтобы он спросил тебя снова?
– Конечно, хочу. Мы не должны жениться сразу же, правда?
– Правда. А почему ты так спешишь обручиться? – спросила она.
– Я не знаю. Кажется, ему скучно.
– Скучно? С тобой? Не он ли только что написал сообщение, чтобы проверить, как ты?
– Да, но….
– Тебе скучно?
– Скучно – это неверное слово. Ему некомфортно. Мы топчемся на месте, и я вижу, что
это беспокоит его.
– Может, он ждет от тебя знака, что ты готова?
– Я оставляла их направо и налево, разве что кроме знаменитого «Нет» Америки. У нас
негласное соглашение не говорить об этом.
– Может, тебе стоит сказать ему, что ты готова, когда он будет готов снова спросить.
– А если не будет?
Эбби поморщилась.
– Мер, мы говорим о Шепе. Он, вероятно, борется с собой, чтобы не делать тебе
предложение каждый день.
Я вздохнула.
– Речь не обо мне. Я здесь ради тебя.
Она нахмурилась.
– Я почти забыла.
Дверная ручка зашевелилась, и дверь распахнулась.
– Гулька? – крикнул Трэвис. Его выражение лица увяло, когда он увидел еду на столе, а
потом посмотрел на нас, сидевших вместе на диване.
Глаза Эбби засветились, когда он подбежал к дивану и опустился перед ней на колени, обхватив руками её тело и зарывшись лицом в колени.
Шепли, улыбаясь, стоял в дверном проеме.
Я лучезарно улыбнулась ему.
– Ты подлый.
– Он заказал обратный рейс. Я должен был забрать его из ФПО здесь, в городе. – Он
закрыл за собой дверь и ухмыльнулся, скрестив руки. – Я думал, у него сердечный приступ
случится до того, как мы приедем сюда.
Нос Эбби сморщился.
– ФПО? Ты имеешь в виду этот крошечный аэропорт сразу за городом? – она посмотрела
на Трэвиса. – Чартерный самолет? Сколько это стоило?
Трэвис посмотрел на нее, качая головой.
– Неважно. Я просто должен был добраться сюда, – он посмотрел на меня. – Спасибо, что
посидела с ней, Мер.
Я кивнула.
– Конечно. – Я встала, улыбаясь Шепли. – Я провожу тебя домой.
Шепли открыл дверь.
– После тебя, малышка.
Я помахала на прощание Трэвису и Эбби, но они не заметили, потому что он почти
вгрызался в её лицо.
Шепли держал меня за руку, когда мы спускались по лестнице к нашим машинам.
Чарджер, припаркованный рядом с моей поцарапанной и грязной красной Хондой, сиял как
новенький. Он открыл дверь, и запах дыма ударил мне в нос.
Я помахала рукой перед лицом.
– Как отвратительно. Если ты так любишь свою машину, почему разрешаешь Трэвису
курить в ней?
Он пожал плечами.
– Я не знаю. Он никогда не спрашивал.
Я ухмыльнулась.
– Что бы сделал Трэвис, если бы однажды ты не позволил ему делать так, как ему все
время хочется?
Шепли поцеловал уголок моего рта.
– Я не знаю. Что бы ты сделала?
Я моргнула.
Выражение лица Шепли отразило весь ужас.
– О, дерьмо. Просто вырвалось. Я не имел в виду то, как это прозвучало.
Я схватила свои ключи.
– Все нормально. Увидимся дома.