кабины.
– Мерик? – сказал я. Мой член умолял меня раздеться и зайти в душ за ней, но я знал, что
она не в настроении. – Я не хотел. То, что я сказал раньше, просто вырвалось. Ты не тиран. Ты
упрямая, прямолинейная и волевая, и я люблю все это. Это часть того, что делает тебя тобой.
– Это другое, – её голос едва доносился через занавеску и воющий звук воды, бегущей по
трубам.
– Что другое? – спросил я, сразу подумав, был ли это секс. Потом я проклял голос
шестнадцатилетки в моей голове, который сморозил такую инфантильную глупость.
– Ты другой. Мы другие.
Я вздохнул, опустив голову. Становилось все хуже, а не лучше.
– Это плохо?
– Похоже, что так.
– Как я могу это исправить?
Америка посмотрела на меня из–за занавески, и только её красивые изумрудные глаза
были видны.
Вода текла по её лбу и носу, капая упала с его кончика.
– Мы съехались.
Я сглотнул.
– Ты несчастлива?
Она покачала головой, но это только частично смягчило мое беспокойство.
– Ты несчастлив.
– Мер, – выдохнул я. – Нет, это не так. Ничто в том, чтобы быть с тобой, не может сделать
меня несчастным, никогда.
Её взгляд мгновенно смягчился, и она закрыла глаза, из которых по её лицу потекли
соленые слезы, смешанные с водопроводной водой. – Я это замечаю. Я это вижу. Я только не
знаю, почему.
Я отдернул занавеску, а она отошла назад настолько, насколько могла, смотря, как я шаг
за шагом захожу, даже хотя я был все еще полностью одет.
– Что ты делаешь? – спросила она.
Я обхватил её руками, чувствуя, как мне на макушку льется вода, пропитывая мою
рубашку.
– Где бы ты ни была, я с тобой. Я не хочу быть где–то, где нет тебя.
Я поцеловал её, и она всхлипнула в моих объятиях. То, что она показывала свою мягкую
сторону, было не похоже на неё. Обычно, если она была обиженной или грустной, то злилась.
– Я не знаю, почему это было по–другому, но я люблю тебя все так же. Вообще–то,
больше.
– Тогда, почему… – замолчала она, теряя самообладание.
– Что почему?
Она покачала головой.
– Прости за ужин.
– Детка, – сказал я, касаясь пальцем её подбородка и нежно поднимая его, пока она не
посмотрела на меня. – Черт с ним, с ужином.
Америка подняла мою рубашку, сняла её через голову и уронила на пол со шлепающим
звуком. Потом она расстегнула мой пояс, пока её язык скользил по моей шее. Она была уже
обнажена, поэтому не оставалось ничего другого, кроме как позволить ей раздеть меня. Это
было странно возбуждающе.
Когда молния была расстегнута, Америка встала передо мной на колени, снимая с меня
джинсы. Я скинул свои теннисные туфли, и она выкинула их из кабины, проделав то же самое с
моими джинсами.
Она потянулась, согнув пальцы так, что они очутились между моей кожей и поясом
боксеров, и она стянула их вниз, осторожно опуская с моей эрекции. Когда они упали на плитку
за занавеской, Америка взяла всю мою длину в свой рот, и мне пришлось держаться, прижав
ладони к стене.
Я застонал, когда её сосущие и сжимающие движения создавали вместе, пожалуй, лучшее
ощущение в мире. Её жадный рот был таким теплым и влажным. Только её рот я хотел
целовать и трахать одновременно. На мгновение мысль, что она опустилась вниз, чтобы
сменить тему, забралась в мою голову, но было сложно спорить с ней в таком случае. Секс с
ней был одной из моих любимых тем.
Её свободная рука схватила мои яйца, и это чуть не довело меня до высшей точки.
– Мне нужно быть внутри тебя, – сказал я.
Она не ответила, поэтому я поднял её в положение стоя, а затем подтянул её колено к
моему бедру. Она схватила меня за уши и потянула к своему рту, и я принял позу, решив
опустить её на мой член – медленно, ведь она почти довела меня до безумия. Я поднял другую
её ногу. И когда я подвинулся, чтобы принять позицию, я потерял опору. Америка завизжала, когда я искал, за что бы схватиться, чтобы спасти нас, а потом я приготовился к падению.
Нейлоновая занавеска сорвалась с колечек, дав нам лишь полсекунды, прежде чем моя спина
шлепнулась об пол.
Я хмыкнул и посмотрел на Америку, чьи волосы были мокрыми, а глаза зажмуренными.
Один нефритовый глаз распахнулся, и другой вслед за ним.
– Боже, ты в порядке? – спросил я.
