– Детка, – начал он.
Но я уже была на полпути к Хонде.
Я села на потертое водительское сиденье своего старенького хэтчбека, заводя его, хоть я и
хотела посидеть немного и поплакать. Шепли выехал задом, а я последовала за ним.
Я не была уверена, что было хуже – слушать непреднамеренно сказанную правду или
видеть ужас в его глазах после того, как он это сказал. Шепли чувствовал себя тряпкой по
отношению ко всем, кого любил, включая меня.
Шепли
Я въехал на закрытую парковку рядом с Хондой Америки и вздохнул. Рулевое колесо
скрипело, когда я сжимал и разжимал руки с побелевшими костяшками. Выражение лица
Америки, когда я ляпнул не подумав, было таким, каким я его еще никогда не видел. Если я
сказал что–то глупое, в её глазах был бы виден гнев. Но я не разозлил её. Это было что–то
похуже. Не желая этого, я обидел её, глубоко задел.
Мы жили в трех домах от Трэвиса и Эбби. В нашем здании было меньше студентов и
больше молодых пар и семей. Парковка была полна, остальные жильцы уже были дома и спали.
Америка вышла. Дверца машины скрипнула, когда она резко закрыла её. Она пошла к
тротуару безо всяких эмоций на лице. Я научился оставаться спокойным во время споров, но
Америка была эмоциональной, и любая её попытка спрятать эмоции никогда не удавалась.
Жизнь с моими двоюродными братьями отлично научила меня обращаться с такими
упертыми людьми, как Америка, но влюбленность в самоуверенную и сильную женщину
иногда заставляла меня бороться с моей собственной неуверенностью и слабостями.
Она подождала, пока я выйду из Чарджера, а потом мы вместе пошли к нашей квартире
внизу. Она молчала, и одно лишь это уже заставляло меня нервничать еще больше.
– У меня не было времени приготовить что–нибудь до того, как я ушла к Эбби, – сказала
она, заходя на кухню. Она обошла барную стойку и замерла.
– Я приготовил, прежде чем забрал Трэвиса.
Она не обернулась.
– Но я сказала, что все сделаю.
Дерьмо.
– Все хорошо, малышка. Это не заняло много времени.
– Тогда я думаю, мне следовало бы найти время приготовить, прежде чем я ушла.
Дерьмо!
– Я не это имел в виду. Я был не против.
– Я тоже, вот почему я сказала, что приготовлю. – Она швырнула сумочку на стойку и
исчезла в коридоре.
Я слышал её шаги, как она зашла в комнату, и как хлопнула дверь ванной.
Я сел на диван, закрыв лицо руками. Наши отношения не были такими уж прекрасными в
последние несколько месяцев. Я не знал точно, было ли это потому что она была несчастна, живя со мной, или она была несчастна со мной. В любом случае, это не сулило ничего хорошего
для нашего будущего. Ничто не пугало меня больше, чем это.
– Шеп? – позвал тихий голос из коридора.
Я повернулся, увидев Америку, выходящую из темноты в тускло освещенную гостиную.
– Ты прав. Я слишком властная, и я жду, что ты всегда будешь мне уступать. Если нет, то
я закатываю истерику. Я не могу продолжать поступать так с тобой.
Кровь застыла у меня в жилах. Когда она села рядом со мной, я инстинктивно отклонился, боясь боли, которую она могла причинить мне, сказав слова, которых я больше всего боялся.
– Мер, я люблю тебя. Что бы ты ни думала, перестань.
– Прости, – начала она.
– Стоп, черт возьми.
– Я стану лучше, – сказала она, и слезы заблестели в её глазах. – Ты не заслуживаешь
этого.
– Подожди. Чего?
– Ты слышал меня, – сказала она, казавшись смущенной.
Она снова исчезла в коридоре, и я встал, следуя за ней. Я открыл дверь в нашу темную
спальню. Лишь луч света просачивался из ванной, освещая заправленную кровать и тумбочки с
грудой журналов, учебников и нашими черно–белыми снимками.
Америка стягивала с себя одежду, по одной вещи, оставляя на полу словно дорожку в
душ, а потом включила воду.
Я представил её, стоящую у занавески, встающую под душ, мягкие изгибы её тела
медленно покачиваются с каждым движением. Джинсы на моей промежности мгновенно
натянулись из–за выпуклости под денимом. Я нагнулся и поправил её, затем пошел к двери, освещенной резким флюоресцентным светом по краям. Дверь скрипнула, когда я открыл её.
Америка уже зашла за занавеску, но я слышал, как вода стекала с нее, громко ударяясь о пол
