— Анна Анатольевна, — представилась женщина. — Твоя родная…
— Тетя, — перебила ее Люба, подвигая к себе тарелку с горячим блюдом.
— Догадливая, — улыбнулась Анюта.
— Сложновато пришлось, — пошутила школьница. — Особенно после того, как вы с мамой вспоминали свою бабушку.
— Ну, а я Станислав Евгеньевич, соответственно, муж Анны Анатольевны.
— Очень приятно, — деланно улыбнулась девушка. — Нужно отдать должное, что мама частенько вспоминала вас, но я почему-то была уверена, что это плод ее фантазий.
— Не груби, дочка, — урезонила ее мать. Люба пожала плечами и увлеклась едой, изображая, что у нее проснулся внезапный аппетит.
— Может, еще по рюмочке? — предложил Станислав Евгеньевич, чтобы как-то сгладить возникшую неловкость.
— Не откажусь, — отозвались сестры в один голос, чему даже Люба искренне улыбнулась.
— Схожу на кухню, — сказала хозяйка после того, как выпили. — Принесу еще одну бутылочку.
Любопытная Анна Анатольевна решила воспользоваться моментом и, повернувшись к племяннице, спросила:
— Что случилось с твоим братом?
— А что с ним могло случиться? — не поняла девушка. — Просто он живет в другом городе.
Она отвечала осторожно, потому что не знала, рассказала мать или нет о том, что Алексей многие годы числится в розыске и о том, что у него теперь другая фамилия.
— Я имею в виду младшего, — сказала тетя, чем сняла напряжение с собеседницы.
— Этот в армии, — спокойно ответила Люба. — Через полгода уже вернется.
Гостью уже начинала раздражать, как ей казалось, тупость собеседницы.
— Меня интересует самый младший, с которым ты родилась в один день.
Девушка отодвинула тарелку и в изумлении уставилась на родственницу.
— Но у меня только два брата.
— О чем вы тут без меня беседуете? — поинтересовалась вошедшая Ирина Анатольевна, ставя на стол бутылку водки.
Люба перевела непонимающий взгляд на мать:
— Тетя интересуется братом, с которым я будто бы родилась в один день.
— Я уже раз дала тебе понять, чтобы ты не затрагивала этой темы, — повысила Ирина голос на сестру. — Господи, откуда ты взялась! Ты приносишь мне одни несчастья!
Она без сил опустилась в кресло, стараясь ухватить ртом как можно больше воздуха, которого почему-то стало катастрофически не хватать.
Дочь подлетела к матери и взяла ее за руки.
— Может, «скорую» вызвать?
— Не нужно, сейчас пройдет.
Дыхание у Ирины Анатольевны постепенно выравнивалось. Она выпрямилась в кресле, держась одной рукой за сердце, вторую поглаживала Люба.
— Пожалуйста, прости! — подошла к старшей младшая сестра. — Я понятия не имею, какая трагедия произошла с твоим сыном. — В том, что с ним приключилось что-то ужасное, она даже не сомневалась.
Ирина высвободила у дочери вторую руку и отчаянно замахала ею, говорить она уже не могла.
— Замолчи немедленно! — подал голос Гладилин. — Неужели не видишь, что ей нехорошо.
— Молчу, молчу, — тут же отозвалась Анна Анатольевна.
— Дочка, иди в свою комнату, — тихо попросила мать.
— Может, все-таки вызвать врача? — спросила Люба, обеспокоенная состоянием матери. Но после того, как мать покачала головой, нехотя покинула комнату.
— Садитесь! — обратилась хозяйка к гостям, застывшим в нерешительности посреди комнаты. — Я все расскажу вам.
— Если тебе тяжело вспоминать это, то не обязательно посвящать нас, — на всякий случай предостерег Станислав Евгеньевич.
— Если я не покаюсь в грехе, будет еще хуже. Больше нет сил носить все это в себе.
Гости тихонько сидели на стульях. Они приготовились слушать.
— Ты помнишь наш последний разговор по междугородке? — бросила Ирина Анатольевна недобрый взгляд на сестру, от которого у Анны пробежали мурашки по спине.
— Я же уже извинилась, — виноватым голосом произнесла она.
— Речь сейчас не о тебе. В ту пору муж уже был в могиле, старшенький под следствием, а я осталась одна с тремя детьми, без копейки денег. К тому же двое детей грудных. Выйти на работу не имела возможности, а они есть каждый день просят. Сама жила впроголодь, но это ладно. Вот только грудное молоко начало быстро убывать, и я поняла, что не смогу двоих грудничков выкормить. Одним словом, подбросила я сына на дачу кому-то из обкомовских работников. — Она закрыла лицо руками, пряча горькие слезы раскаяния.
