Ирина в очередной раз сняла трубку, чтобы послушать гудки, но их и в помине не было. Она положила и вновь сняла трубку, опасаясь, что АТС отключила телефон, но в этот раз услышала четкий голос телефонистки:
— Это квартира Казаковых?
— Да, да! — обрадовано закричала она.
— Вас Москва вызывает, — известил серый и монотонный голос.
— Большое спасибо, девушка, — поблагодарила она, но та ее уже не слышала. В трубке что-то щелкнуло, заговорила сестра:
— Алло, Иришка, алло.
— Да, Анюта!
— Я все узнала про Вершковых.
— Рассказывай! — У Ирины учащенно заколотилось сердце, во рту пересохло. Вот сейчас! Сию минуту она узнает о судьбе потерянного сына…
— В Москве действительно проживали Вершковы, — начала Анна Анатольевна, — которые переехали из нашего города. С ними был сын Саша, которого Инга Сидоровна родила уже в зрелом возрасте, перед самым приездом в столицу.
— Это мой сын! Мой! — перебила сестру Ирина Анатольевна. — Мне подсказывает материнское сердце.
— Да пойми же ты, они не усыновляли его, я сама видела документы.
— Федор Степанович был первым секретарем обкома партии, с его связями не составило бы особого труда сделать любые документы, — уверенно произнесла старшая Казакова. — Но ты сказала — проживали. Они что, уехали из столицы?
— Инга Сидоровна и Федор Степанович погибли в автомобильной катастрофе, — ошарашила своим сообщением младшая сестра.
— А мальчик?! Что с моим сыном?!
Ирина Анатольевна еле удерживала телефонную трубку в дрожащих руках. Ноги тоже отказывались повиноваться, и она села прямо на пол.
— Он двенадцатилетним попал в детский дом, но в какой, я пока не знаю.
— Сестренка, милая, найди мне его! — взмолилась измученная женщина.
— Сделаю все, что в моих силах, — заверила та.
— Ты помнишь бабушкину серебряную цепочку, которую та передала матери, а она, в свою очередь, — мне?
— С подковкой? — спросила Анна Анатольевна. — Там еще на обороте было что-то мелко написано.
— Да. «Моей Анюте, от Прохора». Мама рассказывала, что за бабушкой ухаживал подполковник царской армии, вот он и сделал ей этот подарок.
— К чему ты вспомнила о цепочке?
— Я надела ее на шею сыну. Не исключено, что она и по сей день на нем.
— Заканчивайте. Время истекло, — предупредила добросовестная телефонистка.
— Ладно, если что-нибудь выясню, я тебе сразу перезвоню! — успела крикнуть Анна перед тем, как линию заполнили короткие гудки.
Ирина Анатольевна выронила трубку и откинулась на спину.
— Не лежи на полу, мама, а то простудишься. — Ирина не заметила, что дочь уже давно находится поблизости. — Давай я тебе помогу. — Люба приподняла мать, перехватила ее под руки и посадила в кресло. — Посиди здесь, а я пока чайник поставлю.
— Не уходи. — Ирина Анатольевна схватила ее за руку. — Побудь со мной.
Девушка присела на подлокотник кресла, прижалась лицом к лицу матери и, удерживая слезы, сказала:
— Мамочка, родненькая, прости свою непутевую дочь, — залилась слезами Люба. — Я все видела! Видела, как ты переживаешь!
— Глупенькая ты у меня. — Мать взяла голову дочери в руки и поцеловала ее в лоб. — Обещай мне, что никому ничего не расскажешь, пока мы не отыщем твоего братца.
Люба ласковой рукой провела по щеке матери.
— Обещаю!
— Даже родным братьям.
— Обещаю! — уверенно повторила дочь. Невыносимо медленно тянулись дни, недели, а долгожданных вестей все не поступало. Ирина Анатольевна несколько раз созванивалась с сестрой, но все безрезультатно.
Время бежало. Вот уже Люба закончила школу с золотой медалью и подала документы в медицинский институт. И вот, наконец-то, сестра нашла детский дом, но Александра там уже не было. Он закончил школу и уехал, никому не сказав куда.
Из бесед в детдоме Анна Анатольевна узнала про серебряную цепочку с подковой, с которой мальчик не расставался. След вновь был потерян. Но теперь у старшей Казаковой были надежные источники. Она верила, что удача рано или поздно улыбнется им.
В институт дочь поступила без усилий. Как медалистка, сдав единственный экзамен на пятерку. Она с головой ушла в учебу.
Осенью вернулся из армии Сергей. Отношения с сестрой у него, как ни странно, установились добрые. Если они и не любили друг друга, то по крайней мере как-то уживались.
