Над вольной Невой. От блокады до «оттепели» - страница 61

Плюс к этому Рейн и Анатолий Найман поступили на сценарные курсы. И вот поэтому, опять же, я приезжала к ним и прошла целый курс лучшего, что было в мировом кинематографе. Это была абсолютная необходимость. Невозможно было жить без кино. Это было главным».

Невский проспект в дни Всесоюзного кинофестиваля (1964, Ленинград, Науменков Н. А., Пороховников О. Г., ЦГАКФФД СПб Бр 42540)

Джаз — это мы сами в лучшие наши часы.

Сергей Довлатов

Для истории бытования джаза в СССР основополагающее значение имело высказывание престарелого Максима Горького: «Тишина этой ночи, помогая разуму отдохнуть от разнообразных, хотя и ничтожных огорчений рабочего дня, как бы нашептывает сердцу торжественную музыку всемирного труда великих и маленьких людей, прекрасную песнь новой истории — песнь, которую начал так смело трудовой народ моей родины.

Но вдруг в чуткую тишину начинает сухо стучать какой-то идиотский молоточек — раз, два, три, десять, двадцать ударов, и вслед за ними, точно кусок грязи в чистейшую, прозрачную воду, падает дикий визг, свист, грохот, вой, рев, треск; врываются нечеловеческие голоса, напоминая лошадиное ржание, раздаётся хрюканье медной свиньи, вопли ослов, любовное кваканье огромной лягушки; весь этот оскорбительный хаос бешеных звуков подчиняется ритму едва уловимому, и, послушав эти вопли минуту, две, начинаешь невольно воображать, что это играет оркестр безумных, они сошли с ума на сексуальной почве, а дирижирует ими какой-то человек-жеребец, размахивая огромным фаллосом».

Впрочем, в конце 1930-х, когда «жить стало лучше, жить стало веселее», вышли «Веселые ребята» Григория Александрова с ансамблем Леонида Утесова, и джаз был отчасти апроприирован советской массовой культурой.

Ситуация решительно поменялась в конце 1940-х, когда завет Максима Горького снова становится актуальным. Джазовая музыка должна была быть изжита как элемент западного, буржуазного стиля жизни. Виктор Городинский в своей «Музыке духовной нищеты» писал: «Когда радио доносит до нашего слуха нестройный шум и грохот, звон битой посуды, гортанное завывание какого-то верблюжьего голоса, произносящего бессмысленные слова, речитатив, перемежаемый не то всхлипыванием, не то пьяной икотой, звуки неведомых инструментов, играющих аккорды, от которых мороз продирает по коже, — мы слышим музыку одичалых людей, музыку неслыханной умственной скудости, независимо от того, как она называется — джазовым свингом или буги-вуги».

Джазовые ансамбли, игравшие в некоторых ресторанах и кинотеатрах, закрыли. В 1952 году был арестован самый знаменитый джазмен Ленинграда Иосиф Вайнштейн.

Анатолий Кальварский:«До 1948 года, как рассказывали старые музыканты, было все в порядке, все игралось. Америка была дружественная страна. А после постановления товарища Жданова твердой большевистской рукой навели порядок. И после этого, как музыканты шутили, разогнулись саксофоны и стали играть бальные танцы, стали играть польки, краковяки какие-то. В общем, какая-то несусветная чушь. Надо было зарабатывать, и профессиональные музыканты вынуждены были на танцах играть вот это. И единственное, что было возможно, по одному танцу, называлось это медленный танец. Тогда, когда можно было чувиху прижать к себе как следует, это был единственный медленный танец, которого ждали».

Владимир Фейертаг:«В 1950–1951 годы на концертах Утесова ничего не разрешалось, только марши и вальсы. А группу саксофонов просили заменить, сделать группу деревянных духовых, или, в крайнем случае, взять балалайки в руки».

Георгий Васюточкин:«Наша жизнь была в известной степени „жизнь вопреки“. То, что существует хороший джаз, знали все, кто соприкоснулся с музыкой Гленна Миллера благодаря кинофильму „Серенада Солнечной долины“. Надо было самостоятельно добираться до него».

Между тем к середине 1950-х джаз вытесняет прежде пользовавшиеся бешеной популярностью сочинения Вертинского и Лещенко и становится любимой музыкой Невского проспекта.

Владимир Фейертаг:«В 1950-е годы я ходил на Бродвей. Я знал в лицо почти всех завсегдатаев вечернего Невского, иногда знакомились, встречались на квартирах. В то время отдельных квартир было мало, но мы находили и, конечно, слушали джаз, танцевали под джаз».