Он ржал, бегал, рыл ногой землю и прыгал, как настоящий жеребец. Но сын служки Мойшл, мальчишка с очень длинным носом и тонкими, ярко-красными губами, вдруг остановился, оглядел Симху-Бинема и сказал визгливым, вечно недовольным голосом:
— Погодите-ка. Так не пойдет, он не настоящий конь, у него подков нет.
— Подков?
Дети удивленно уставились на Симху-Бинема, будто впервые его увидели.
— И правда! — Им, кажется, даже стыдно стало, что они сразу не заметили такой простой вещи.
— Надо его к Велвлу отвести, — решили они хором. — Но!
Симху-Бинема взяли под уздцы и повели в угол двора, где стояла баня.
Сын хозяина бани Велвл был вполне взрослый парень, ему уже стукнуло тринадцать, но он даже молиться до сих пор не научился и все сидел в хедере вместе с малышней. Мальчишки очень его уважали. Во-первых, за грош он приводил их к задней двери миквы и показывал, как женщины окунаются в воду.
— Смотри, смотри, — подталкивал он к щелке. — Видишь?
Во-вторых, он был мастер на все руки. Мог снять с бутылки кваса проволоку и скрутить из нее очки, точь-в-точь как настоящие; из листа бумаги мог сделать шапку-треуголку; из древесной коры вырезал чудесные лодочки и шкатулочки; из сломанного ключа мог смастерить пистолет.
В глубоких карманах слишком больших, отцовских, штанов у него всегда был целый магазин всевозможных винтиков, гвоздиков, шестеренок, и за грош или кусок хлеба с маслом он мог сделать что душе угодно. Вот к этому Велвлу мальчишки, как заправские извозчики, и привели Симху-Бинема.
— Велвл, это конь. Подковать надо, да побыстрей.
Мальчишки думали, Велвл сделает подковы из проволоки или даже просто из веревки, но тот, порывшись в карманах, достал несколько сапожных гвоздиков, взял вместо молотка кирпич, положил босую ногу Симхи-Бинема к себе на залатанные колени и начал ковать его по-настоящему.
Симха-Бинем закричал. Он даже забыл, что должен только ржать, и заорал во все горло. Но мальчишки от выдумки Велвла пришли в такой восторг, что будто и не услышали. Только крепче ухватили Симху-Бинема за узду, так что чуть рот ему не порвали, и держали изо всех сил, как настоящего коня.
— Стой, стой! — повизгивал Мойшл, пытаясь тонкими губами изобразить извозчичье «тпру».
— Эй, двиньте ему в бок, чтоб не дергался! — крикнул кузнец Велвл, с удовольствием стуча кирпичом по босой ноге Симхи-Бинема.
Гвоздь вошел в пятку, боль стала невыносимой, и «конь» начал вырываться, молотя кулаками налево и направо. Только теперь мальчишки поняли, что перегнули палку, и перепугались.
— Бежим! — крикнул Мойшл. От страха его нос стал еще длиннее.
— Быстро! Быстро! — подхватили мальчишки и бросились врассыпную, развевая полы кафтанчиков и цицес[44] на лапсердаках.
Домой Симха-Бинем скакал на правой ноге, поджав левую, из которой каплями сочилась кровь, и завывал на всю рыночную площадь, как побитый пес:
— Ма-а-а-ма-а-а!
Несколько дней Симха-Бинем не выходил из дома. И едва ему стало настолько лучше, что он уже не мог улежать в постели, как он тут же получил взбучку от отца, который приехал на субботу.
Дувидл хотел услышать ответ лишь на один вопрос:
— Почему именно тебя решили подковать? Почему тебя, а не кого-нибудь другого?
Симха-Бинем не знал, что ответить, и молчал. И тут Дувидл рассердился по-настоящему. Ничего не злило его так, как это молчание.
— На тебе подковы! — влепил он сыну несколько затрещин с истинно хасидским пылом. — На, болван!..
Вошла бабушка, всплеснула руками.
— Дувидл, брось его, он же болен!
Но Дувидл не слушал и бил дальше. Только когда из шинка прибежала Гендл и завопила: «Ты его убьешь! Помогите!», Дувидл оттолкнул его и, бледный, дрожащий, словно не он бил, а его самого били, крикнул:
— На, убери его от меня, своего сыночка!
— Он точно такой же твой сын, как и ее, — вмешалась бабушка Тирца.
Но Гендл ничего не сказала. Только взялась за уголок передника, чтобы вытереть ребенку слезы, но его серые глаза были сухи, ни одной слезинки. Он молчал. И его упрямое лицо пылало ненавистью, тупой ненавистью разъяренного быка.
С тех пор он стал ненавидеть не только отца, но и мальчишек из хедера.
