«Травмат бы не помешал, — подумал Егорка. — Да хотя бы нож… Вот же гады…»
Его строго-настрого предупредили: никакого оружия с собой не брать. И хотя никто его не обыскивал, Егорка жопой чуял, что хитрить не стоит.
Шестьсот восемьдесят пять, шестьсот восемьдесят шесть… Земля под ногами вроде бы пошла вверх под очень небольшим углом. Стало посуше, да и трава как-то измельчала. Волчья звезда нырнула за темный гребень леса — или что там было вместо него — и исчезла. Зато небо на востоке чуточку посветлело, и Егорка приободрился. Теперь он видел, что впереди, прямо там, куда вела его исчезнувшая звезда, полого поднимается горб то ли холма, то ли кургана. И вроде бы кто-то стоит там, едва различимый в тенях.
«Главное — не забыть слова, — сказал себе Егорка. — Обидно будет, столько всего выдержать, и оступиться на последнем шаге…»
Девятьсот тридцать два, девятьсот тридцать три… девятьсот тридцать пять…
Он прищурился, пытаясь разглядеть, кто прячется в густой тени кургана и не чудится ли ему это вообще. Нет, ничего не видно. «Еще семь пядей», — вспомнил он и сделал три осторожных шага. Остановился, покрутил головой.
— Гридень Светомысл к князю Добробою с верным словом и честным делом от братства Волчьего Солнца к братству Детей Святовита прибыл. Слава Роду!
Вроде бы ничего не перепутал, озабоченно подумал Егорка. Ночь настороженно молчала. Потом раздался тихий свист, из темноты вылетело что-то маленькое и круглое и ударило Егорку в лоб. На мгновение стало очень светло.
2
— Прости, братан, — бородатое, исполненное искреннего сожаления лицо вынырнуло из вспыхивающей багровыми вспышками тьмы и склонилось над гриднем Светомыслом. — Не со зла, Ярило свидетель. Две ночи не спал, вот и перепутал слова.
— Кто, я?.. — хрипло прошептал Егорка. Голова разламывалась.
— Да нет!.. — Бородач скорчил гримасу. — Я, я перепутал. Вот и засветил тебе… Ты уж извини…
— Да что там можно было перепутать?
Бородач совсем сник.
— Мне, видишь, поблазилось, что пароль «с честным словом и верным делом». А потом я в бумажку-то глянул, вижу — ты все верно сказал. Только поздно уже было…
— Чем ты меня так? — простонал Егорка.
— Да кистенем…
— Вот же зараза! А если б убил?
— Ну так не убил же, — белозубая улыбка раздвинула бороду. — Выпить хочешь, братка?
Егорка поразмыслил. Являться к Добробою пьяным не хотелось, но голова болела зверски, и анестезия бы не помешала.
— Давай, — решительно сказал он.
На свет явилась огромная, литров на пять, бутылка с мутноватой жидкостью. Бородач щедро набулькал жидкость в кружку с отбитой ручкой и всунул Егорке в руку. Егорка понюхал — из кружки ощутимо пахнуло солеными огурцами.
— Это что? — боязливо спросил он.
— Мед, — уверенно ответил бородач. — Пей, братка, не сомневайся.
На вкус мед оказался точь-в-точь как самогон, смешанный с рассолом в пропорции один к одному. Егорка подавился, но выпил. Бородач наполнил кружку снова и маханул, молодецки дернув бородой. Потом протянул Егорке широкую, как саперная лопатка, ладонь.
— Ты, Светомысл, парень хороший, и голова у тебя крепкая! Меня звать Терпило, я старший отрок в дружине Детей Святовита.
Егорка вяло ответил на железное пожатие Терпилы. В голове по-прежнему перекатывались тяжелые валуны.
— Ты пей, пей мед, — Терпило плеснул ему еще граммов сто самогонного рассола. — Его наши предки пили, он им был вместо вина, аспирина и декседрина вместе взятых. Оттого и били всех подряд, даже тех, кто случайно под руку подвернется…
— Похоже, ты не просто так две ночи не спал, — догадался Егорка. — Квасил, небось, в дозоре?
— Ну так, — засмущался Терпило. — Дозор ночной, сам понимаешь…
После второй кружки огуречного меда Светомыслу полегчало. Он огляделся и оценил обстановку. Обстановка была крайне проста: изба с голыми стенами, колченогий стол, украшенный бутылью и кружкой, да неэстетичного вида топчан в углу. На кособокой этажерке стоял маленький деревянный идол Перуна, вымазанный чем-то темным.
«Экономят на реквизите», — машинально отметил Егорка. Он вдруг почувствовал себя очень голодным. Даже если насчет декседрина Терпило преувеличивал, то аппетит его мед вызывал зверский.
