— Здравия, — сказал он и сел на освободившееся место. Ему тут же пододвинули тарелку, положили на нее два шампура с вкусно пахнущим мясом и налили в пластиковый стаканчик уже знакомого огуречного меда.
— Вот, Жирослав, — князь внимательно поглядел на старика в вышиванке, — ты хотел что-то сказать нашему гостю. Так говори, другого времени не будет.
Старик прокашлялся, решительно отодвинул тарелку и вытянул в сторону Егорки длинный желтый палец.
— Я тоби дещо розповим, — проговорил он сильным, молодым и слегка дергающимся голосом, странно не вязавшимся с его внешностью. — А ти слухай и запамятовувай, я двичи повторювати не стану.
Гридень Светомысл с ужасом понял, что понимает в лучшем случае треть из того, что произносит старик. Причем то, что он понимал, было как раз не очень важно, а самое главное от него ускользало. Дождавшись, пока Жирослав прервется, чтобы отхлебнуть из пластикового стаканчика, Егорка замахал руками.
— Князь, я же ни бельмеса не понимаю! Он по-русски не может, что ли?
— Песьей мовой не размовляю, — с достоинством ответил седой.
— Видишь, гридень, — Добробой подмигнул Егорке, — какой он у нас упрямый? Они там все такие, Жирослав еще не самый упертый.
— Ваша мова — ординская, — огрызнулся Жирослав. — Вам ее татарва да мокша навязали. Мне, волхву, на ней говорить — ганьба.
— А перевести никто не может? — уныло спросил Егорка.
— Я могу, — дружинник, сидевший напротив Светомысла, широко улыбнулся. — Но тебе не понравится.
— Потерплю как-нибудь.
— Он говорит, вы там в своей Орде не родноверы никакие, а собачье говно. Рабы сам понимаешь кого, и вместо мозгов у вас — вата. Монголы вас триста лет употребляли, теперь у вас гены наполовину татарские, наполовину мордовские. И то, что вы себя там, в Москве, родноверами называете — так только славное имя Рода поганите…
— Да что он гонит? — возмутился Светомысл. — Да я эту пургу в любом хохляцком паблике сто раз читал, стоило ради этого меня сюда посылать?
Дружинник скорчил удивленную рожу.
— А от меня ты чего хочешь? Что волхв сказал, то я тебе и перетолмачиваю.
Жирослав забормотал что-то на своем полупонятном языке.
— Он говорит, что это было необходимое вступление, — перевел дружинник и икнул. — Что его надо произносить перед каждым разговором с кацапом. А тот разговор, ради которого ты приехал, — будет у вас с глазу на глаз.
— А как же я пойму?..
Не обратив внимания на последнюю реплику, Жирослав резко поднялся, едва не столкнув со скамьи сидевшего рядом дружинника. Повелительно махнул Егорке рукой — иди за мной.
Егорка с трудом вылез из-за стола и поплелся за волхвом.
Отошли далеко — так, что даже богатырский гогот княжьей дружины был едва слышен за стрекотом кузнечиков и кваканьем лягушек. Убедившись, что их никто не видит, Жирослав схватил себя за длинные седые космы и рванул вверх и назад. Обнажился гладко выбритый потный череп. Жирославу без парика было лет тридцать пять.
— Фу, мля, — сказал волхв на чистом русском языке, брезгливо тряся париком. — Он же еще и меньше на размер, прикинь?
— Конспирация, — понимающе кивнул Егорка.
— Хренация! Реквизиторы чертовы… Ладно, времени мало, так что давай по делу.
4
Спустя три дня гридень Светомысл, он же аспирант РГГУ Георгий Картузов, подъехал на стареньком пикапе к шлагбауму КПП в небольшом украинском поселке. Поселок, несмотря на свои невеликие размеры, ухитрился расположиться на территории двух стран — граница с Россией проходила между домами 15 и 17 по Колхозной улице.
Из обитого жестяным листом сарайчика не торопясь вышли два упитанных бойца Нацгвардии с небрежно болтавшимися на животах автоматами. Встали на приличном расстоянии от пикапа, всем видом давая понять, что это водитель должен к ним подойти, а не наоборот.
Светомысл заглушил мотор и вытащил из бардачка документы.
— Что делали на территории незалежной Украины, гражданин Картузов? — казенным голосом спросил один из бойцов, усатый брюнет, пролистывая паспорт Светомысла.
— Проводил разведку, — честно ответил Егорка и, увидев, как округлились глаза пограничника, быстро добавил: — Археологическую.
