— Что ж, в таком случае мы можем отпустить корабль домой, — ответил Тауно. — Что мы забыли в Дании?
— А что мы забыли здесь? — с тревогой спросила она, хватая его за руку. Они остановились. — Тауно, что удерживает тебя в здешних дремучих лесах?
Он ответил на первый вопрос:
— Верно, мы нашли здесь своих соплеменников, но теперь они всего лишь еще одна кучка смертных. А роль богатой госпожи тебе, наверное, и в самом деле надоела. Так что уезжай, если желаешь.
Сестра вгляделась в лицо брата. Оно было бесстрастным, ее же лицо исказило волнение.
— А ты уедешь со мной?
— Да, но не сейчас. А ты отправляйся и передай от меня привет Нильсу и Ингеборг.
— Ты же обещал, что вернешься к ней хотя бы на некоторое время.
— Да вернусь я, вернусь. Всему свое время! — рявкнул он.
— Ты изменился, Тауно... пожалуй, больше любого из нас, покинувших Лири.
— Если только это уже не таилось во мне прежде, а теперь всплыло. Довольно. Не желаю больше разговаривать о себе.
Тауно посмотрел на сестру, смягчился.
— Да, передай от меня весточку Ингеборг, если поедешь, — сказал он. — Скажи, что я не забыл ее верность, мудрые советы и терпеливую помощь и, конечно же, какой она была наедине со мной. Как бы я хотел полюбить смертную женщину так, как отец любил мать! — Он вздохнул. — Но мне этого не дано.
Эйян отвернулась, но не спросила, кого же он способен полюбить.
— А чего хочешь ты? — продолжил он. — Куда ты отправишься, проведя с Нильсом пару недель или месяцев?
— Может так случиться, что никуда, — ответила она, набравшись решимости.
— Хой? — ошеломленно воскликнул он и целую минуту молчал. — Что ж, его счастье — пока он будет молод. Вижу, что и тебе станет приятен этот выбор. Он не станет посягать на твою свободу, а когда состарится...
— Я состарюсь вместе с ним. А тебе следовало бы прислушаться к словам отца, — упрямо продолжила она, пока брат изумленно молчал. — Он прав. Вера истинна, а мы вовсе не становимся приговоренными, приняв крещение. Перед нами стоит лишь выбор — принять или отвергнуть то, что оно обещает. А волшебный мир обречен, Тауно... Я обязательно хотела поговорить с тобой именно сегодня вечером, потому что завтра отправлюсь к отцу Томиславу в его приход и стану молить его рассказать о вере еще больше. Ты не пойдешь со мной?
— Нет! — взревел он, вырвал руку из пальцев Эйян и погрозил кулаком небесам. — Эйян, неужели и ты?..
— Я еще не совсем уверена, но...
— Ползать на брюхе перед богом, который гнет и ломает сотворенное им же... Один, по крайней мере, не прикидывается справедливым.
Эйян собралась с силами, выпрямилась и подняла взгляд на Тауно:
— Радуйся тому, что Господь не справедлив. Он милосерден.
— А разве милосердно он поступил с Надой?
Тауно резко повернулся и убежал. Эйян пустилась было следом за ним, но вскоре остановилась.
Свет висящей на западе луны еще заливал воды озера трепетным сиянием, но восток уже посветлел, звезды над верхушками деревьев погасли, а чуть выше их, похожий на бронзовую фигурку, уже парил ранний ястреб. Над землей распростерлась морозная тишина.
Тауно и Нада стояли на берегу. Вилия была печальнее, чем накануне.
— Ты всегда добр ко мне, — прошептала она, — но сегодня... сегодня от тебя почему-то не исходит сияние доброты. Я чувствовала это прежде, чувствую и сейчас, как когда-то ощущала на коже солнечный свет.
— Разве могу я быть с тобой груб? — резко спросил Тауно.
Взволнованная, она не заметила его резкости, лишь крепче сжала его пальцы.
— Ты помог мне вспомнить, что такое солнечный свет, — сказала она. — Когда ты рядом, я больше не боюсь вспоминать, потому что знаю — ты отвлечешь боль воспоминаний на себя.
— Это ты помогаешь мне забыть.
— Что? Ты ведь не хочешь ничего забывать, правда? Например, твое чудесное море, про которое я никогда не устаю слушать. А я... я была лишь глупой девчонкой, которая сдуру утопилась. Да, утопилась; сейчас я это помню, но до сих пор не могу понять, как на меня такое нашло? —- Она улыбнулась. — Из-за мальчишки, обычного мальчишки. А ты мужчина.
— Я водяной.
— Да какая разница, милый Тауно? А ты не знаешь, что стало с Михайло? Надеюсь, он не грустит?
