Тауно машинально опустил ладонь на рукоятку кинжала.
— Ну... похожее племя обитает и в наших северных водах.
— Ба! — не выдержал Томислав. — Прекратите нести чушь, оба прекратите. Иван, ты ведешь себя отвратительно. Если ты подозреваешь гостя в том, что он венецианский шпион, то так и скажи прямо, как подобает честному человеку.
— О нет, нет, — торопливо запротестовал жупан. — Мы, однако, на пороге новой войны, а за прошедшие несколько лет я видел столько жестокостей... Я обязан соблюдать осторожность, господарь Каролус. К тому же, если говорить начистоту, у меня создалось впечатление, что вы ничего толком не знаете о своих хорватских родственниках — а это весьма странно, если учесть, насколько хорошо вы говорите на их языке.
— Разве это сразу делает его врагом? — фыркнул священник. — Послушай, ведь морские люди не только не творили зла, но оказали нам ценную помощь. И, конечно же, Господь улыбнулся нам, когда столько чистых христианских душ пришли на нашу землю. — Тон его голоса изменился, опустившись почти до шепота, ниже которого он прозвучал бы как всхлип. Тауно увидел, как в глазах священника блеснули слезы, но то оказались слезы переполнившей его радости: — И ежели тебе нужно подтверждение моим словам, Иван, то вспомни, что мы избавились от вилии. Этой весной она не вышла из вод, дабы пугать робкие души. Никто даже следов ее не заметил. И если... если она и в самом деле была призраком... утонувшей девушки... то получается, что Господь простил ее и вознес к себе в рай — а чем же еще объяснить Его милость, как не радостью от спасения морских людей?
Сердце Тауно сжалось в комок. Он медленно спросил:
— Выходит, люди говорили правду, утверждая, что после крещения они полностью позабыли о том, кем были?
— Не совсем так, — возразил Томислав. — Господь проявил к ним редкостную милость, и они сохранили память о своей прежней жизни, а с нею и знания и умения, которые обратили в помощь нашим бедным селянам. Это долгий рассказ, но воистину чудесный.
— Мне... хотелось бы его услышать.
Некоторое время люди молча всматривались в лицо Тауно. Вечерние сумерки постепенно сгущались. Взгляд Ивана отчасти утратил недоверие, а глаза Томислава еще больше подобрели.
— Что ж, — проговорил наконец жупан, — полагаю, нет причин скрывать его от вас. Как я догадываюсь, большую его часть вы уже слышали. Я также думаю, что у вас имелись собственные причины для приезда к нам, которые вы пока не открыли; но смею надеяться, что причины эти просты.
— Более чем просты, — добавил Томислав. — Андрей... он прежде звался Ванименом, рассказывал мне о чадах своих, которых им пришлось оставить... Можете ничего не добавлять к моим словам,
Каролус, пока не сочтете сие возможным. Позвольте же мне помочь вам понять, что вы среди друзей. Выслушайте мой рассказ и спрашивайте, о чем пожелаете.
Даже на берегу Тауно мог при желании двигаться по-змеиному бесшумно. Никто не заметил, как он выскользнул из своей комнаты, прошел по коридору, спустился по лестнице в наполненный тенями и туманом двор и вышел через распахнутые ворота, возле которых, обняв пики, дремали двое часовых. Оказавшись среди деревенских изб, он выпрямился и отбросил осторожность, потому что все уже спали, а ни одна собака не посмела бы его облаять. По чистому небу были щедро рассыпаны звезды. Вечерняя прохлада приглушила вонь людского поселения, и теперь его ноздри смогли уловить запахи, которые он искал: свежий аромат вод более глубоких и широких, чем любая купель для крещения.
Несколько морских людей уже перебрались в людские жилища, и Тауно миновал их, не останавливаясь. Не стал он искать и в поселке на берегу озера, где другие его соплеменники, ставшие рыбаками, жили вместе с сыновьями Адама. Для остальных же новичков на берегу Скрадина были построены несколько домиков, еще пахнущих свежеоструганными досками. Поселились в них в основном самки... нет, женщины, поправил себя Тауно, смертные женщины, которым более не пристало искать любовных приключений.
Характерный смешанный аромат нескольких прохладных тел привел его к двери, в которую он и постучал. Слух тех, кто находился по другую сторону двери, сохранил волшебную остроту.
