— Но разве не моё предназначение в этом мире — стать царем? И разве эта ноша — позорна? — я хотел ответить твердо и спокойно. Но в присутствии Инпу я смущался, словно снова был мальчишкой, и стоял перед своим наставником, мудрым и строгим. Он не мог не услышать легкой дрожи в моем голосе.
— Что известно тебе о твоём предназначении, Минос, сын великого бога?! — отозвался Инпу. — Только то, что сказал тебе Зевс? Что ты должен стать владыкой этого кусочка суши посреди виноцветного моря? Что ты должен иссушать свое Ка, борясь с заговорами и распутывая паутины злых умыслов? Что ты, как бык в ярме, должен тянуть лямку, совершенно не размышляя, что вырастет на вспаханном тобой поле?
— Бык в ярме? — пробормотал я.
Инпу грустно усмехнулся:
— Что тебя так встревожило?
— Во время испытаний в Священной роще я превратился в быкоголовое чудовище, дикое и предерзостное, способное восстать на богов.
Инпу заинтересованно повернул свою маленькую, изящную голову в мою сторону.
— Голова быка? И тело человека? — он несколько раз ударил пушистым хвостом по ступенькам. — Значит, все же полностью яремной скотины не получилось? Твоё сердце осталось человеческим?
— Не думаю, — отозвался я, — Оно было, как у тех людей, что жили в медном веке до нас. Тот, быкоголовый, Минотавр, явился в мир, чтобы разрушать.
— Такова его судьба, — невозмутимо заметил Инпу. — Для того он и явился. Он нужен Зевсу.
— Моя богоравная супруга, мудрая Пасифая, сказала, что это и был мой отец! — произнес я удрученно.
— Нет, конечно, — хохотнул Инпу, — хотя нечто сродни породившему тебя в нем есть. Как ты назвал его?
— Минотавром, — угрюмо повторил я.
— Хорошее имя для этого дерзкого бога, — кивнул головой Инпу, и я понял, что он почему-то доволен. Я же не мог понять, чего доброго услышал в моих словах божественный собеседник. Закусил губу и сделал несколько глубоких вдохов, прежде чем продолжить.
— Не из глубин ли сердца моего явилось это чудище, божественный?!
— Ты это говоришь[21], — спокойно произнес Инпу. Он довольно улыбнулся своим мыслям. — А ты, я гляжу, понятлив. Должно быть, отцовская кровь сказывается. Как ты догадался?
— Я расспрашивал братьев своих об их видениях… И понял… Напиток, что дали нам жрицы, действительно отворяет сердце. Просто я ждал, что он распахивает его для бога. А напиток помогает понять свою суть. И суть других. Мне и раньше казалось, что мать моя подобна скорпиону, что Радамант мудр, как старый змей, а Сарпедон и повадками, и нравом похож на белого лебедя. А внутри меня, считавшего себя сдержанным, мудрым и спокойным мужем, оказалась тварь, подобная порождениям медного века, из тех, что жили до нас. Такова моя суть!
— Говоришь, его гордыня так велика, что он может подняться даже против богов? Ты зря мнишь его врагом, Минос. Поверь, он — хранитель твой.
Инпу поднялся, приблизился ко мне и заглянул в глаза. Потом вдруг легонько куснул за руку, лаская, будто собственного детеныша. Сердце в груди моей сжалось на мгновение и наполнилось блаженным теплом. Я невольно улыбнулся.
— Пожалуй, ты не такой уж глупый щенок, как мне сначала показалось, — с нескрываемым удовольствием проворчал он. — И у тебя достаточно крепкие зубы, чтобы защитить своё Ка на путях жизни. Если, конечно, ты слушал мои наставления тщательно-тщательно. И ничего не обронил из слов моих, принял их всем сердцем.
Еще бы я его не слушал! Мудрость и понимание людей у Инпу были безграничны. Я с жадностью сухой земли, на которую пролилась драгоценная влага, впитывал речи божества. Но разве только его наставления были нужны мне?
— Ты не оставишь меня, о, мудрейший из богов? — прошептал я, словно маленький ребенок, вцепившийся в темной спальне в палец няньки. Инпу снова ласково куснул меня.
— О, нет, не оставлю, — глядя мне прямо в глаза, заверил он. — Хотя, будь моя воля, я провел бы тебя по жизни иными путями, Минос. Но я здесь чужой, и пусть твои варварские боги ведут тебя тропой твоей судьбы. А сейчас я, пожалуй, могу только дать тебе еще одно наставление. Если, конечно, ты готов отворить уши свои навстречу словам, рождающимся на моем языке.
