стенки
начинают
сходиться,
и
все,
к
чему
они
прикасаются,
словно
исчезает,
превращается
в
мельчайший
прах,
в
невидимую
труху,
в
пыль.
Стенки
подползают
неумолимо
к
дергающемуся,
крутящемуся
человеку
с
абсурдным,
страшным
кляпом
во
рту,
дотягиваются
сначала
до
его
стоп
–
и
он
выкручивается
столбом,
бьется
лбом
с
размаху
о
стеклянную
крышку
–
совсем
неслышно
–
а
потом
с
другой
стороны
дело
доходит
до
его
макушки,
и
Базиль
успокаивается,
а
еще
через
пару
секунд
он
уже
ничем
не
отличается
от
той
груды,
на
которой
лежит.
- Мы
сделали,
то
что
были
должны
сделать!
И
впредь
будем
делать
так
же!
–
взволнованно,
хрипло
говорит
одна
из
масок;
любая
из
масок.
Мне
кажется,
что
черные
ее
пустые
глазницы
обращены
на
меня.
Я
хочу
проснуться
и
не
могу.
*
*
*
Лифт
–
отличная
штука,
стараюсь
убедить
себя
я.
Есть
масса
поводов
восхищаться
лифтами.
Путешествуя
по
горизонтали,
всегда
знаешь,
куда
попадешь.
Перемещаясь
по
вертикали,
можешь
оказаться
где
угодно.
Направлений
вроде
всего
два
–
вверх
и
вниз,
но
ты
никогда
не
знаешь,
что
увидишь,
когда
створки
лифта
раскроются.
Бескрайние
офисные
опенспейсы
–
зоопарк
с
клерками,
идиллическая
пастораль
с
беззаботными
пастушками,
саранчовые
фермы,
ангар
с
одиноким
дряхлым
Нотр-‐Дамом,
смрадные
трущобы,
в
которых
на
одного
человека
приходится
сто
квадратных
сантиметров
жилья,
бассейн
на
берегу
Средиземного
моря,
или
просто
сплетение
тесных
сервисных
коридоров.
Одни
уровни
доступны
для
всех,
на
других
лифты
не
открывают
своих
дверей
случайным
пассажирам,
а
о
третьих
не
знает
никто,
кроме
тех,
кто
проектировал
башни.
Башни
достаточно
высоки,
чтобы
проткнуть
облака,
а
корни,
которыми
они
уходят
в
землю,
еще
длиннее.
Христиане
убеждают,
что
в
башне,
которая
построена
на
месте
Ватикана,
есть
лифты,
курсирующие
в
Преисподнюю
и
обратно,
а
есть
такие,
что
возят
праведников
прямо
в
рай.
Я
тут
прижал
одного
проповедничка,
спросил,
зачем
в
такой
безнадежной
ситуации
они
продолжают
оболванивать
людей.
Впаривать
бессмертие
души
в
нынешние
времена
–
дело
обреченное.
Душой
же
давно
никто
не
пользуется!
Христианский
рай,
должно
быть,
такая
же
унылая
дыра,
как
Собор
Парижской
Богоматери:
народу
никого,
и
повсюду
слой
пыли
с
палец
толщиной.
Тот
затрепыхался,
запищал
что-‐то
про
образы
для
масс-‐маркета
–
мол,
надо
говорить
с
паствой
на
ее
языке.
Надо
было
сломать
этому
трюкачу
пальцы,
чтобы
ему
креститься
не
так
ловко
было.
На
двухкилометровую
высоту
скоростные
лифты
взлетают
за
минуту-‐
другую.
Для
большинства
этого
времени
как
раз
хватает,
чтобы
посмотреть
рекламный
ролик,
поправить
прическу
или
убедиться,
что
между
зубов
ничего
не
застряло.
Большинство
не
обращает
внимания
ни
на
интерьер,
ни
на
размер
кабины.
Большинство
даже
не
отдает
себе
отчета
в
том,
что
лифт
куда-‐то
движется,
хотя
ускорение
сдавливает
и
кишки,
и
извилины.
Согласно
законам
физики,
оно
должно
было
бы
спрессовывать
и
проклятое
время
–
хоть
чуть-‐чуть.
Но
вместо
этого
каждый
миг,
который
я
