все
хорошее
заканчивается.
Воды
в
обрез,
так?
Мочу
свою
фильтруем
и
пьем!
Места
в
обрез!
Хорошо,
когда
у
человека
восемь
кубометров
есть!
Жратвы…
Ты
слушаешь
меня?
- Да
слушаю,
слушаю…
–
бурчит
обритая
шпана.
- Жратвы!
Энергии!
Все
на
пределе!
На
пределе!
Тут
каждый
должен
сознательность
проявлять!
Сто
двадцать
миллиардов
шестьсот
два
миллиона
четыреста
восемьдесят
одна
тысяча.
Столько
Европа
тянет.
Больше
–
не
сможет.
Мы
в
опасности.
Демагоги
брешут:
тысяча
туда,
тысяча
сюда…
А
я
тебе
скажу:
стакан
полон,
вот
что.
Еще
капля
–
и
через
край
хлынет.
И
капут
всему.
Я
ловлю
себя
на
том,
что
согласно
киваю.
- И
не
будет
тебе
твоего
бессмертия.
Ясно?
А
все
из-‐за
этих.
Если
есть
у
Европы
враги
–
это
они.
Мрази.
Хочешь
как
зверь
жить
–
делай
выбор,
все
по
закону,
так?
Нет
же.
Они
выкрутиться
хотят.
Тебя
обмануть.
Чтобы
их
отродье
выдышало
наш
воздух,
нашу
воду
всю
высосало!
И
что,
спустить
им
все
с
рук?!
- Хер
им,
тварям,
–
смурно
бухтит
подросток.
- Ты
просто
помни
об
этом,
ясно?
Они
преступники.
Трусы.
Саранча.
Они
должны
заплатить!
Ясно?!
- Да
ясно,
ясно...
- Вот
так!
Ноль
этим
гнидам
пощады!
Усатый
строго
оглядывает
пацаненка,
потом
скидывает
с
плеча
ранец,
достает
из
него
белую
маску.
Оглядывает
ее,
словно
видит
впервые
и
не
понимает,
откуда
она
взялась
у
него
в
рюкзаке.
Потом
натягивает
ее
на
себя.
На
вид
композитный
материал,
из
которого
она
сделана,
неотличим
от
мрамора.
Лицо
на
маске
раньше
принадлежало
древнему
изваянию
Аполлона.
Я
знаю
–
видел
саму
статую
в
музее.
Глаза
у
нее
пустые,
без
зрачков
–
закатились
или
бельмами
затянуло.
Лицо
холодное,
бесстрастное,
парализованное.
Слишком
правильные
черты.
Лепили
его
или
с
самого
бога,
или
с
очень
красивого
мертвеца.
У
людей
–
живых
–
таких
лиц
не
бывает.
Пацаненок
лезет
в
свой
мешок,
вытаскивает
из
них
точно
такую
же
маску,
надевает
ее
и
замирает,
похожий
на
скрученную
пружину,
готовую
развернуться
в
любой
момент.
Потом
и
пухлый
бизнесмен
выуживает
откуда-‐то
свою
маску
–
копию
тех,
что
нашлись
у
парнишки
и
у
усатого.
Суетливо
выхватывает
откуда-‐то
аполлоново
лицо
худой
мужичок,
неспешно
пристегивает
к
себе
мраморную
личину
ушастый.
За
ним
следуют
громила
с
нарушенным
лицом,
Витрувианский
человек;
лохматый
парень
скидывает
свою
разноцветную
гавайку
и
облачается
в
черный
комбинезон
–
как
у
остальных,
закрывает
лицо
маской
бога
красоты
и
юности,
за
ним
и
губастый
балагур.
Теперь
обезличены
и
обмундированы
в
черные
одежды
все
девятеро.
- Уснул?
–
поворачивается
ко
мне
тот,
что
был
усатым.
Я
достаю
свою
маску
–
последним.
Приехали.
Стена,
из
которой
мы
выходим,
превращена
в
панно
–
на
всю
ее
огроменную
площадь
нанесено
граффити.
Наивное,
яркое,
слащавое:
улыбающиеся
смуглые
богатыри
с
квадратным
подбородками
и
мыльными
пузырями
на
головах,
арийские
самки
в
серебряных
комбинезонах,
смеющиеся
дети
с
умными
взрослыми
глазами,
легкие
прозрачные
небоскребы,
а
над
ними
–
перетекающее
в
синий
космос
