— Коль это так, то в разлуке чем поможет?
— Допустим, улетит возлюбленный к планете, что отстоит на двадцать световых лет. То есть свет или тело, летящее со скоростью света, пройдет это расстояние за 20 земных лет. На разгон без превышения привычного ускорения земной тяжести понадобится год, и еще год — на торможение. И столько же при возвращении, да год на изучение планеты. Все по земному исчислению. А мы с вами уже знаем, что по корабельному времени, когда он летит со субсветовой скоростью, земной год для космонавта промелькнет за сутки. И сквозь основную бездну космонавт пролетит не за двадцать лет, на которые здесь постареем мы, а наш герой, прожив в полете в общей сложности пять лет, домой вернется только возмужав. Возлюбленную же свою застанет старушкой семидесяти пяти лет. И отнестись к ней мог бы, как к своей бабушке.
— И впрямь ей впору было б внуков заиметь, его ровесников.
— Да, это было б так, если б не Великая Любовь.
— Да чем она поможет? Вдове, что не меньше любила мужа, дано лишь убиваться на его могиле.
— Да, зная, что он никогда не вернется.
— Да молодому лучше не вертаться к ней, старухе!
— Но есть средство не стать старухой!
— Тут без колдовства не обойтись, а я в него не верю.
— Герой наш дьявола не вызывал, а сохранил себя за счет необычайной скорости полета.
— Неужто героиня ваша тоже полетела?
— Опять вы отгадали, Петр Григорьевич, мой сюжетный ход. С вами в шахматы опасно играть.
— Шахматы не шахматы, а в шашки я играл неплохо. Она же как? За ним, что ль следом верхом на “Парадоксе” поскакала?
— В другую сторону, к более дальней, чем Рела, планете Этане в Созвездии Близнецов.
— Мои ребята это созвездие своим считают. Но как она решилась на такое?
— Сила любви. И моя Вилена вместо того, чтоб стать знаменитой пианисткой, как ей пророчили, прошла курс звездной школы, чтоб “парадокс времени” послужил бы ей.
— Ужели в Космосе такой большой уж выбор? Куда не полети, на чудеса наткнешься.
— И в этом вы правы, Петр Григорьевич. Бесспорно, во Вселенной мы не одиноки. В ней великое множество миров, вполне пригодных для развития жизни и появления разумян.
— Вроде нас что ли? Иль поумнее? Не убивают за то, что другие молятся не так, или богаче тебя живут?
— Высший разум, несомненно, гуманен, но что встретят наши космонавты? Если жизнь, то какую?
— Наверно, на людей похожих, а то какими еще им быть? Творец Адама создавал по образу и подобию своему, быть может, не в одном земном Эдеме, а на других планетах тоже.
— Не обязательно подобных людям. Ведь, кроме нас, людей, носителями разума на Земле можно счесть дельфинов. У них своя есть речь, они добры, гуманны, не раз людей спасали и даже корабли, как лоцманы, проводили меж опасных рифов. И у нас есть чудеса Природы, когда прожорливая гусеница, окуклившись, становится прелестной бабочкой, которая и служит продолжению рода. Такое чудо не только свойство насекомых. Морское животное аксолотль из вида земноводных, проходит те же превращения. Карел Чапек наделил разумом в своем романе земноводных саламандр. Так почему б героям нашим не встретить на планете Реле “разумных” аксолотлей, а на другой людей, искусственно бессмертных протостарцев в тупике цивилизации? Все это надо показать, как будто там я побывал и сам все видел.
— Ваш послушаешь — одно расстройство. Это все равно как ребятам “лепешек напекут и помажут, и покажут, а покушать не дадут “.
— Мой отец, ваш тезка, тоже любил эту присказку. Но мои лепешки еще надо испечь, книгу написать.
— Писать будете, во всех местах этих мыслью побываете, чудеса увидите. И не только там. Когда назад воротитесь через пятьдесят лет, что у нас понаделают? Позавидовать вам можно.
— Для того и книгу пишу, чтобы вам, ребятам вашим все это показать.
— Придется ждать. А пока что нас на ужин ждут, Что-то супруга ваша нынче ушла раньше. Красавица она у вас писанная.
— Мальчонка маленький там ждет, а бабушка в театр уходит.
— Кто в больницу, а кто в театр. Должно, бабуся ваша из вида аксолотлей. Крылья себе отращивает.
— Крылья? Это мысль! — уже сам себе произнес Званцев, поднимаясь из кресла.
